|
ГЛАВА XXV
БИТВА ПРИ ПРЕЙСИШ-ЭЙЛАУ: ЧАСТЬ -
IV
ЖЕЛЕЗНЫЙ ПОТОК. ВЕЛИКАЯ АРМИЯ НАНОСИТ ОТВЕТНЫЙ УДАР!
Атака французских кирасир. Художник Франуса Фламенг.
Фрагмент картины "Битва при Прейсиш-Эйлау".
Можно лишь гадать, какие мысли и чувства обуревали Императора, когда он
видел, как массово гибли его великолепные солдаты , которые победоносно
прошли с ним Маренго, Аустерлиц, бросали к его ногам вражеские знамена,
захваченные при Йене и Аурштедте. И вот теперь они тысячами мертвых тел
устилали поле при Прейсиш-Эйлау, где снег, настолько смешался с кровью,
что превратился в вязкую черную грязь. По ней бежали, спасаясь, жалкие
остатки того, что еще недавно было VII армейским корпусом, а сам
Император едва не угодил в плен и мог погибнуть, когда русские гренадеры
внезапно атаковали его ставку.
Что в эти минуты ощущал Наполеон? Мы, разумеется, никогда того не
узнаем. Но по его дальнейшим приказам можно предположить, что великий
полководец, при всех его выдающихся способностях,
пребывал в растерянности, лихорадочно искал выход из ситуации, в которую
он сам себя загнал, недооценив своего противника. Похоже, что он даже
переоценил Беннигсена, приписав ему качества, сходные со своими
собственными. Император не мог знать, что русский генерал так и останется
стоять на месте, не предпримет ничего, чтобы развить свой внезапный
успех.
Гибель VII армейского корпуса образовала огромную дыру во
французском центре, где не осталось пехоты, кроме 6 батальонов Старой
Гвардии.
Но оставался еще не использованный кавалерийский резервный
корпус Мюрата.
В различных описаниях последовавшей затем знаменитой атаки тяжелой кавалерии можно найти разные
причины, побудившие Наполеона бросить ее в бой. Одна из них - помочь
терпящему бедствие корпусу Ожеро. Другая - содействовать атаке Даву, то
есть, сделать то, чего не смог Ожеро.
"Наполеон, коего решительность умножалась по мере
умножения опасности, приказал Мюрату и Бессьеру с тремя дивизиями
Д'Опуля, Клейна и Груши и с конною гвардиею ударить на гнавшиеся при
криках ура
войска наши. Движение, необходимое для спасения хоть части сего корпуса,
и притом для предупреждения общего с нашей стороны натиска, в случае,
если Беннингсен на это отважится" - таким виделось решение Императора
Денису Давыдову.
Безусловно, в таких доводах есть резон, но могли быть и другие причины.
На правом
фланге у французов дела тоже шли плохо.
Дивизия Сент-Илера, которая должна была помочь Даву, в
метели слишком опасно продвинулась вперед, оказавшись между Зерпалленом
и позициями Остермана. Дивизия подверглась сильному артиллерийскому
обстрелу, а генерал Каховский с Ордена кирасирским и уланским
Конно-Польским разбили один из ее полков, так, что тот отступил в кустарники, потеряв
своего "орла".
В свете всех этих обстоятельств намерения Наполеона бросить резервный
корпус Мюрата в атаку на русский центр, говорит о том, что Император
пытался выиграть время, дать возможность Даву развить свое наступление
и, возможно, дождаться, наконец, подхода корпуса Нея. Спасение корпуса
Ожеро уже не представлялось возможным, а вот страх перед переходом русских в наступление был реален.
Иными словами, отчаянное положение потребовало отчаянных мер.
И Резервный кавалерийский корпус был брошен в бой. В воображении сразу
предстает огромная масса всадников, несущаяся галопом на виднеющихся
вдалеке тонкие линии русских, а "блистательный Мюрат в карусельном
костюме своем, следуемый многочисленного свитою, горел впереди бури, с
саблею наголо, летел, как на пир, в средину сечи", - так поэтически представил ее нам Денис
Давыдов.
(26)*
Так представляют ее сегодня, так представляли ее современники, такой же
ее запечатлели на своих полотнах, посвященных битве при Прейсиш-Эйлау художники Жан-Антуан-Симеон
Форт, Франуса Фламенг и
другие.
На самом деле о самой атаке известно гораздо больше громких фраз и
эпических метафор, писаных маслом картин, книг, даже фильмов ("Полковник
Шабер" - 1994), нежели о ее реальных подробностях.
По Бенкендорфу атака вообще сорвалась: "Эта масса кавалерии была встречена
столь хорошо управляемым артиллерийским огнем, что потеряла направление
движения и после пустого блуждания по полю сражения, окруженная дымом и
стрелками, которые она приняла за наши линии, понесла большой урон, но
так и не достигла своей цели".**
Но это слишком уж оптимистичное видение штабного флигель-адьютанта,
находившегося далеко от передовой линии.
Подробности того, что произошло в действительности, приходится
собирать по осколкам, а для этого надо себе представить общую картину
поля боя на момент, когда Наполеон отдал приказ кавалерии наступать. Приказ
касался только резервного корпуса Мюрата. Легкая кавалерия осталась на
месте, всего в бой пошли лишь четыре кавалерийские дивизии из пяти. Каждая из
них имела в составе 12 эскадронов, это 48
эскадронов, хотя тот же Денис Давыдов округляет эту цифру до 60, что уже
преувеличение. Если обратимся к главе XXII
нашей книги, где приведены состав и численность обеих армий перед битвой, то увидим,
что общее число отправленной в атаку кавалерии Резервного корпуса
составило 6 530. Из них кирасир и гвардейской кавалерии - 3402, остальные
- драгуны, 3128.
Однако, атаковать немедленно
могла лишь только, стоявшая справа возле кладбищенского холма
кирасирская дивизия Д'Опуля. Именно ей французы были обязаны своей
победой у Гофа, когда в течение дня гусары и драгуны неоднократно
ходили в атаку на небольшой отряд Барклая, стоящий за рекой, и не могли
сломить его, хотя при Гофе им противостоял лишь 1 пехотный полк и 2
гусарских. И только вмешательство тяжелых латников Д'Опуля, "больших
сапожищ" - такое было прозвище у кирасир в Великой Армии - решило дело.
Императора тогда настолько впечатлила их смертоносная атака, что он,
желая выразить свое удовлетворение, после боя подозвал генерала к себе и
обнял на глазах своих войск.
Безмерно тронутый таким знаком императорского отличия, Д'Опуль
восторженно ответил:
"Чтобы показать что я достоин подобной чести, я должен погибнуть за Ваше
Величество!"
Дивизия, выдвинулась из за холма, за
ней потянулась гвардейская дивизия Бессера. В атаку, в первой волне,
пошли лишь три полка: 1-й, 10-й и 11-й , в то время как 5-й двигался за
ними в след, составив "острие копья" следовавшей за ним конной гвардии.
В результате построение французской
кавалерии к началу атаки выглядело следующим образом.
Атака Резервного кавалерийского корпуса в
битве при Прейсиш-Эйлау
© Авторская
реконструкция - А.М.
В первой линии, находились три кирасирских полка Д'Опуля и он сам.
За ними шла гвардейская дивизия Бессьера, двигавшаяся двумя колоннами: в
первой - конные егеря генерала Дальмана, во втором - бригада конных гренадер
Жозефа Лепика.
Перед конной гвардией впереди
двигался 5-й кирасирский полк.
Напрашивается вопрос, а где был Мюрат, который, выражаясь образным
языком Дениса Давыдова, " горел впереди бури, с саблею наголо..."?.
Вопрос отнюдь не праздный. Если бы Мюрат возглавлял атаку, то, скорее
всего, разделил бы участь несчастного Д'Опуля, но во время сражения он
не был даже ранен. Случись такое, это бы нашло отражения в летописях и
мемуарах.
Естественно, возникает сомнение, что он мог быть на острие атаки в своем пышном
"карусельном костюме", какой бы заманчивой не казалась нам,
летописцам или
художникам того времени подобная картина. Где же тогда?
Когда был дан сигнал к этой знаменитой, но чрезмерно преувеличенной в
масштабах атаке, Резервный корпус оказался рассредоточен, что следует из описания
кавалерийского боя на нашем левом фланге, которое дает Френсис Л. Петри
и которого нет у других авторов:
"Драгуны Груши (а также Клейна - А.М.)вынуждены были покинуть свое первоначальное положение за Бартенштейнской дорогой, чтобы атаковать фланг русской кавалерии,
которая так яростно теснила дивизию Сент-Илера, что та начала терять
строй. Под самим Груши была убита лошадь и он пересел на другую, которую
ему отдал его начальник штаба.
Затем Груши пришлось восстанавливать порядок в рядах своих драгун, после
чего он вновь лично повел 2-ю бригаду на поддержку 1-й, которая все еще
продолжала сражаться. Дивизия Мильго в это время находилась перед
фронтом Багговута, за Зерпалленом, который тот вынужден был оставить.
Оттеснив русскую кавалерию от дивизии Сент-Илера, драгуны Груши, которых
теперь возглавил Мюрат, повернули налево в сторону русского центра..." (Конец
цитаты - А.М.)***
Из этого описания следует, что Мюрат возглавил атаку драгун. Однако до
центра он не дошел - нигде мы не
найдем упоминания о действиях французских драгун в прорыве, который
совершили кирасиры Д'Опуля и следовавшая за
ними конная гвардия.
Некоторое объяснение тому есть у Михайловского-Данилевского. По его
описанию, Мюрат, с Дивизией Груши пытался атаковать русскую кавалерию,
преследовавшую бегущих солдат Ожеро. Однако сам был вновь атакован
кавалерией нашего левого фланга: Курляндскими драгунами и Орденским
кирасирским полком. Сватка эта была чрезвычайно жестокой, драгуны
Груши были опрокинуты, наши кирасиры взяли "орла", но при этом погиб их
командир, полковник Масюков. Однако в это время кирасиры Д'Опуля
уже мчались в свою атаку и отбросили русскую конницу на пехоту русского
центра, что облегчило ее прорыв.
Мюрату же и Груши
пришлось вновь приводить в порядок свои эскадроны и уже потом -
атаковать вновь. Но к тому времени кирасиры уде прорвали русский
центр, и Мюрат выбрал целью атаки наш наш левый фланг. Да это было и
логично, поскольку таким маневром Мюрат помогал Сент-Илеру, спешно
отходившему обратно к Зерпаллену. Прямое подтверждение тому есть в
воспоминаниях князя Волконского, адъютанта генерала Остермана, на
которое ранее никто из авторов не обращал внимания.
И там есть такие строки:
"На левом нашем фланге, когда кавалерия наша со всех сторон нашей общей
позиции устремилась на несколько эскадронов французской кавалерии,
сделавших прорыв на центр нашей армии, французы, атаковавшие левый
фланг, пустили на нашу пехоту левого фланга кавалерию - пустили две
атаки, одну - во фронт, а другую, угрожающую нашему тылу." ***
Атаку с фронта на этом участке могли вести лишь дивизии Груши и Клейна. Это лишь
подтверждает разобщенность ударов, наносимых французской кавалерией.
Единого могучего "железного потока" не получилось.
Кирасиры при Прейсиш-Эйлау прорывают первую
линию русских
Но вернемся к Д'Опулю и его полутора
тысячам латникам,
которые на своих огромных лошадях ринулись через залитое кровью поле на
русский центр.
Им пришлось атаковать не по прямой, а в обход, по дуге
справа, огибая беспорядочную толпу беглецов из разбитого VII корпуса.
Рассеяв оказавшийся у него на пути сильно расстроенный Орденский
кирасирский полк и курляндских драгун, Д'
Опуль с одной стороны, оказал помощь Груши, с другой, облегчил себе
задачу прорыва русского центра, опрокинув на него разбитую русскую
кавалерию.
Русская артиллерия центра стреляла, пока могла, после чего канониры бросились под
свои пушки и под защиту стоявшей рядом пехоты. В то время кавалерия,
чтобы не потерять строй, обычно ходила в атаку рысью. Но кирасиры больше
полагались на своих тяжелых лошадей, на свой мощный натиск, чем на
палаши. На последнем участке атаки дивизия перешла на галоп, не заботясь
более о сохранении строя.
Слабый огонь пехоты нашей первой линии, с подмоченным порохом в
ружьях, не нанес латникам сколько-нибудь серьезного
урона, а штыки не помогли - полки первой линии стояли в линию, по три
шеренги, и кроме того сильно поредели во время "гомерического побоища".
"Французская кавалерия все смяла, все затоптала, прорвала первую линию
армии и в бурном порыве своем достигла до второй линии и резерва, но тут
разразился о скалу напор волн ее".*
"Вторую" линию, напомним, составляли третий из батальонов
каждого полка первой линии, построенный в колонну позади первых двух,
образовав, придуманное Беннигсеном, построение в виде буквы "Т". Прорвав
и разметав передовые полки, кавалерия Д' Опуля пронеслась в промежутки
между третьими батальонами, то есть, "ножками" буквы "Т", как большая
река в каменистом русле распадается на несколько ручьев. Батальоны же
сворачивались в каре, ощетинивались штыками, пропуская мимо себя эту
конную массу, стреляя вслед и поражая штыками ближайших всадников.
Скалой же, о которую разразился этот сплошной поток людей и лошадей,
оказалась живая стена: две, сомкнутые в колонны, резервные дивизии
русских: 4-я и 7-я, стоявшие на небольшом возвышении, прикрывшись 60
орудиями конной артиллерии.
Против этой стены, грозившей густыми рядами штыков, откуда постоянно
неслись выстрелы и хлестала картечь, французские латники оказались
беспомощны. Их сила была в натиске и скорости, а теперь тяжелые
всадники, потеряв свободу маневра, заметались среди русских рядов. К их
удивлению, наша первая линия, которая, казалось, была сметена их
порывом, восстанавливалась, ее батальоны вновь смыкались и, обернув
оружие в тыл, стреляли им в спину.
Тем не менее эта мощная кавалерийская атака произвела на русских
такое сильное впечатление, что, как мы могли узнать из воспоминаний
Волконского, кавалерию с флангов пришлось бросить в центр, чтобы
ликвидировать опасный прорыв.
Вторая волна: конные гренадеры атакуют при Прейсиш-Эйлау.
Но на подходе уже была вторая волна - гвардейская конная дивизия,
острием которой стал мчавшийся впереди нее 5-й кирасирский полк.
Эта вторая волна, имея в авангарде кирасир, вновь прорвала первую, и без
того потрепанную, линию
русского центра, но, оказавшись в тесноте, смешалась с кирасирами Д'Опуля и стала
растекаться в стороны, а русские батальоны, ощетинясь штыками, оказались
островами в гуще этой конской реки.
В этот момент, промчавшись по тылу главной линии наша кавалерия с флангов пронеслась к центру и врезалась в эту кашу. Завязалось
беспорядочное кавалерийское сражение, в которое кинулась и ранее
державшаяся пассивно легкая резервная кавалерия Голицына: гусары и
казаки. В открытом поле против французских латников у них не было бы и
шанса, а в такой свалке, где тяжелая кавалерия врага сделалась мало
поворотливой, ловкие казачьи пики и быстрые гусарские сабли в изобилии
находили себе жертвы. При этом особенно отличились
Павлоградские и Елисаветградские гусары и казачий полк Киселёва.
В той безжалостной сече, где перемешались свои и чужие, нещадно рубя и коля друг
друга, сложил свою голову храбрый Д'Опуль, сдержав слово, данное им
Императору.
Та же участь постигла командира конных егерей Дальмана, а командовавшей
бригадой конных гренадер Жозеф Лепик был тяжело ранен штыком.
Для французов наступил кризис. Стиснутая на узком пространстве и
перемешавшаяся масса французской кавалерии, поражаемая отовсюду
мушкетным огнем, штыками, саблями, казачьими пиками и картечью
дивизионной артиллерии, распалась и начала прорываться обратно. Ей
прошлось вновь клинками пробиваться через первую линию русской пехоты,
вторично, уже после двух прорывов, сумевшую сомкнуть строй. Два
эскадрона гвардейских конных гренадер не успели вырваться из
западни и, в отчаянии заметавшись, помчались по тылам главной линии на
наш правый фланг, к Тучкову, но здесь были приняты в штыки и атакованы
кавалерией:
"Им неоднократно кричали «сдавайтесь», но они продолжали рубиться,
в надежде пробиться сквозь наши ряды и выйти из-за первой линии; эта
попытка под конец стоила им почти всем жизни. Капитан Марэ был, между
прочим, тяжело ранен ударом казачьей пики, выбившим его из седла".
***
К своим из этих двух эскадронов вернулись только 18* человек.
Еще более успешно были отражены атаки драгун на нашем левом фланге.
Здесь Мюрат со своими драгунами на смог пройти далее первой линии, увяз
между ней и рядами третьих батальонов, так и не сумев пробиться. При
этом был тяжело ранен командир 14-драгунского полка дивизии Клейна -
Жозеф Бувье.
Только на самой оконечности нашего левого фланга, где командовал
Остерман-Толстой, сложилась опасная
обстановка. Поскольку вся кавалерия, прикрывавшая его ранее, ушла в
центр, отбивать атаку кирасир и гвардейской кавалерии, то фланг оказался
оголенным и несколько французских эскадронов обошли его, атаковав с
тыла.
По воспоминаниям князя Волконского, который оказался в гуще этой
атаки, Остерман, не имея под рукой более своей конницы, решился на
необычный маневр:
"В числе особенностей этого сражения было одно едва ли прежде или
впоследствии встречавшееся. Остерман, предугадавший всю важность этой атаки, а при удаче - выгодные
последствия для неприятеля, - принял смелое решение отбить эту атаку
Павловским гренадерским полком (в стойкости которого он имел полное
убеждение) следующим движением. Полк был в составе трех батальонов стоял
в линию. Он приказал первым шеренгам приготовиться к отпору, выдержать
залп перед самым ближним натиском кавалерии, и, исполнив его, встать на
одно колено, уперев ружья в землю, и рядом штыков выждать, и, если
посмеет неприятель, отбить таким образом его атаку.
А сам Остерман, со средней и задней шеренгой, повернув налево кругом,
пошел насупротив французской кавалерии, атакующей с тылу. Распоряжение
это имело полный успех: обе атаки французской кавалерии обратились
вспять".****
Солнце едва перешло за полдень, когда атака Резервного кавалерийского
корпуса окончательно захлебнулась, эскадроны теперь спасались бегством.
"Тогда кавалерия эта, в свою очередь преследуемая конницею нашею сквозь
строй пехоты первой линии, прежде ею же смятой и затоптанной,
а теперь снова уже унявшейся на ноги и стрелявшей по ней вдогонку, —
отхлынула даже за черту, которую она занимала в начале дня. Погоня нашей конницы была удальски запальчива и, как говорится, до дна (à
fond). Оставленные на этой черте неприятельские батареи
были взяты достигшими до них несколькими нашими эскадронами; канониры и
у некоторых орудий колеса были изрублены всадниками,
но самые орудия остались на месте от неимения передков и упряжей,
ускакавших от страха из виду". *
Потери французской кавалерии в этой атаке, стоившей стольких жертв, до
сих пор дискутируются. Французы всячески их принижали. В Национальных
архивах Франции о потерях Резервного корпуса в этот день сохранилось
только донесение Груши, сообщавшего о 250 выбывших из строя в его
дивизии.
Леттов-Форбек оценивает общую потерю Резервного корпуса в этой атаке - в
1500, что представляется достаточно достоверным, то есть, более четверти личного
состава, принявших в ней участие в полков, причем основная часть
приходиться на кирасир и гвардейскую кавалерию. В ее рядах практически все
старшие офицеры, как и командиры эскадронов, были убиты или ранены. Драгуны потеряли меньше, но тоже не мало.
Бенкендорф пишет о 5 захваченных при этом "орлах".
Косвенным
доказательством больших потерь, понесенных французской кавалерией, является тот
факт, что, вернувшись на исходные позиции, она оказалась настолько
дезорганизована, что не только не смогла повторить подобной атаки, но,
за исключением драгун, не участвовала в дальнейшем ходе
сражения.
Окончательный вывод о результах этой дерзкой, но чреватой столь
кровавыми жертвами, попытки
Наполеона захватить инициативу, можно выразить фразой из дневников князя
Волконского:
"Эта отчаянная и успешная атака имела бы для нас губительные последствия,
но, не быв поддержана, оказалась ни чем, то есть: cela n'a ete qu'un beau fait
d'armes consequense - это было не более, как прекрасный поступок без
последствий!"
Продолжение следует.
*
Денис Давыдов: "Воспоминание о
сражении при Прейсиш-Эйлау"
** "Воспоминания А. Х.
Бенкендорфа. Зимняя кампания 1806-1807"
***
Francis Loraine Petre "Napoleon's
Campaign In
Poland
1806-1807"
**** Записки Сергея Григорьевича
Волконского (декабриста)
***** Мемуары Беннигсена
Авторские права:
© Александр Морозов. Москва.
2016-2019 гг. |
|
