|
ГЛАВА
XIII
ПОСЛЕ СРАЖЕНИЯ. ВРАЖДА ДВУХ ГЕНЕРАЛОВ.
РУССКАЯ АРМИЯ ПОЛУЧАЕТ НОВОГО КОМАНДУЮЩЕГО
«Бивуак». Картина совр. художника А.Ю. Аверьянова
На следующий день после сражения, 15 декабря по принятому тогда в России
Юлианскому календарю (27-го по европейскому, Григорианскому), Беннигсен отдал приказ на
отступление. В войсках отход восприняли с недоумением, особенно
офицерство, ведь враг потерпел поражение, были взяты пленные, а боевой
дух русских, впервые после Аустерлица, был высок, как никогда.
Но у победителя при Пултуске имелись свои соображения. Дорога из Стрегочина,
откуда он предполагал появление своих отставших частей, как и все
остальные, оказалась занята французами и, следовательно, ждать было
больше некого. Вместо отброшенного от города
одного французского корпуса, могли вскоре явиться другие.
Беннигсен не мог не помнить, что не является официальным командующим.
После отъезда фельдмаршала Каменского формально, по чинам и выслуге
старшим считался Буксгевден, но между
двумя генералами царило непримиримое
соперничество.
"Беннигсен всячески избегал соединения, даже свидания с графом Буксгевденом, пока не решиться вопрос, кому быть главнокомандующим" -
деликатно характеризует этот малоприятный факт Михайловский-Данилевский.(9)*
Покинув место битвы, Беннигсен вместе со всеми полками двинулся в
тыл, сначала к Рожанам, а затем Остроленке, в нескольких милях в тылу за Пултуском. Французы даже не пытались
его
преследовать, уходу русских у Пултуска ничто не мешало.
Сложнее пришлось Буксгевдену. Вынужденный дожидаться в Макове, выше по
течению, возвращения своей дивизии Дохтурова и идущей с ним группы войск
Голицына, спешивших на соединение после
сражения при Голымине, он не мог разрушить мосты, пока последний обоз
или пушка не пройдут по нему. Французы буквально наседали на пятки, стремясь по следам последней
колонны захватить переправу. Для ее прикрытия пришлось выделить
арьергард под началом генерала Маркова с 40 орудиями. Командование
пушками поручили Ермолову. Возможно в штабе просто решили отправить куда
подальше ретивого полковника, слишком уж настойчиво рвавшегося повоевать.
Но уже наступила ночь, переправа утонула во мраке и артиллеристы не
видели целей. И тогда полковник впервые проявил свою деятельную и
суровую натуру, когда для боевой задачи все средства, как он считал, хороши:
"Нельзя было в короткое время разрушить мост, и поэтому опасно было,
чтобы неприятель, пользуясь темнотою ночи, овладел им. - читаем в его
"Воспоминаниях", - С позволения
начальника (т.е. - генерала Маркова - А.М.) послал я команду и приказал ей зажечь два квартала,
принадлежащие к месту, дабы осветить приближение неприятеля, если бы он
покусился.
Два раза подходили его войска и в некоторых местах осматривали броды, но
большая часть сорока орудий, которыми я командовал, употреблены были на
защиту оных и нетрудно было преуспеть в этом". (23)*
За учиненный пожар Ермолова собрались было отдать под суд, но в
лихорадке отступления было не до того, а потом сочли его аргументы
убедительными. Это ночное "дело", отмеченное заревом зажженного им
польского местечка, стало первым реальным боевым крещением молодого
артиллерийского офицера, который однажды сам будет командовать
армиями.
Выполнив задачу и разрушив, в итоге, мост арьергард Маркова отправился нагонять свой корпус, отступив к с. Новалес, где
встала на привал 7-я дивизия Дохтурова. Ее командир расположился на ужин вне лагеря, с удобствами, в доме местного пастора, когда посланный им на
разведку в соседние Рожаны Ингерманландский драгунский полк
"встретившись с отрядом неприятельской кавалерии, не удержал оного и
привел его за собою к квартире генерала.
Он видел скачущих около забора
французов, но по счастию ворота были заперты. Движение в лагере
устрашило неприятеля и он отошел поспешно." (23)*
Не считая этого эпизода дальнейшее отступление войск происходило без
происшествий. Русская армия теперь двигалась тремя
группами вдоль берега Нарева. Беннигсен шел впереди, Буксгевден,
примерно в 15
верстах за ним. По другому берегу в том же направлении тянулись 2 дивизии Анрепа и Эссена, подчинявшиеся Буксгевдену.
Дойдя до Остроленки, Беннигсен неожиданно перешел на другую сторону реки,
приказав сжечь за собой мост. В результате он смог присоединить к себе
дивизии Анрепа и Эссена, но лишил возможности переправиться к нему
Буксгевдена, оказавшегося на другом берегу реки без какой-либо переправы
поблизости.
Сложилась ситуация, в какой-то степени похожая на начало войны 1812
года, когда две разобщенные русские армии, перед лицом численно
превосходящей французской, отступали, каждая - порознь, Беннигсен
- по одному берегу, Буксгевден - по другому. Объективные обстоятельства и
сейчас настоятельно требовали объединения сил, поэтому оба генерала,
хотя и
на дух не переносили друг друга, все же стали искать возможность переправы.
Осуществилась она у г. Новогрод: "Через реку натянуты были канаты и настилаемая солома, поливаемая будучи
водою, замерзла так, что пехота, хотя и с острожностию, могла однако
переправиться на нашу сторону, а вскоре потом и мосты учреждены были и к
радости армии соединились". (23)*
Произошло это 19 декабря.
Здесь же состоялся первый и
последний совет обоих командующих армиями, в присутствии нескольких
старших офицеров.
Фёдер Фёдорович Буксгевден (слева) - худ.
В. Л. Боровиковский
Леонтий Леонтьевич Беннигсен (справа) - худ. Джордж Доу
На совете приказ Каменского об отступлении в Россию признали
неразумным. Было решено армию передвинуть в Восточную Пруссию, для
защиты последней прусской провинции, а пока все 8 дивизий сделали еще
один переход, в с. Тыкочин, где находились провиантские склады.
Между тем в далеком Санкт-Петербурге получили рапорт Беннигсена о
сражении при Пултуске. Доклад этот возымел эффект, даже больший, чем его
автор мог рассчитывать.
И хотя генерал преувеличил, указав в депешах, что против него
сражался лично Наполеон, при Дворе на это посмотрели сквозь пальцы. Да
и кто тогда мог это знать?
Царь и его окружение, все тогдашнее политическое общество находились в
состоянии эйфории. Впервые после Аустерлицкой «конфузии» и
страшного разгрома союзнической Пруссии французы у доселе неизвестного
польского городка Пултуск получили суровый отпор. Были взяты
многочисленные пленные.
В северной столице по сему поводу стихийно прошли массовые гулянья,
сверкали салюты и иллюминация. Таково было всеобщее ликование от этого,
достаточно скромного военного успеха.
Компас истории неожиданно вильнул. Уже
заготовленный было приказ о назначении Буксгевдена новым
главнокомандующим лег под сукно. Вместо него Император Александр
I издал новый указ, Высочайший Рескрипт, его доставили
под Новый 1807 год, 30 декабря, когда в армию прибыл курьер Царя с приказом,
который ставил Беннигсена во главе всех войск на северном театре войны.
В нем русский Император, в частности, писал:
«Генерал! Несмотря на официальное предписание, вам от меня посланное, я
не могу отказать себе удовольствие выразить вам этими строками всю мою
благодарность за дело 14 (26) декабря. Превосходные дарования, вами
обнаруженные, доставляют вам новые основания для моей признательности и
того полного доверия, которое вы сумели мне уже внушить.
Не могу
выразить вам большего доказательства того и другого, как назначив вас
начальником всей армии, которая находилась под начальством фельдмаршала,
включая сюда и корпус генерала Эссена 1-го в Бресте. Не сомневаюсь, что
вы оправдаете вполне этот выбор, мною сделанный, и доставите мне новые
случаи к выражению вам всей моей признательности.
Примите, генерал,
уверение в моем уважении». (3)*
Буксгевден назначение своего соперника воспринял с неприкрытой яростью,
настолько переполнявшей его, что он вызвал его на дуэль, от
которой тот, однако, уклонился. В утешение Буксгевдену дали пост
рижского губернатора и он вернулся в Россию.
"Армия обрадована была известием, - не скрывает своего отношения к
бывшему его командиру А.П. Ермолов, - ибо он не приобрел привязанности
войск. Может быть не многие знали ум и особенности ограниченные сего
начальника, но гордость несносная и грубости известны были каждому".
(3)*
Так на Беннигсена, вместе с лаврами, упала и огромная ответственность -
отныне на него возлагались и судьба всей армии, и исход войны.
Самое время теперь и нам присмотреться к личности человека, кому
предстояло отстаивать воинскую честь нашей страны в далеких польских и
прусских землях.
По рождению - из семьи
ганноверского барона, Беннигсен с юности выбрал военную карьеру, успел принять участие в
Семилетней войне. Затем, поступив на русскую службу в 1773 году, служил командиром
сначала пехотного, а затем гусарского полка, принял участие в нескольких
войнах с турками, сражался под командованием Потемкина, принял участие в
Польской войне и походе в Персию, где отличился при взятии Дербента.
К началу войны с Наполеоном в 1806 году Беннигсену шел уже 62-й год, он состоял в звании генерал-лейтенанта, в его личной храбрости никто не
сомневался, чему свидетельствовали награды: орден Св. Анны I – го
класса, Св. Владимира 3-й степени, Георгий 3-го класса, а также золотая
шпага с бриллиантами, пожалованная Потёмкиным за храбрость при штурме
Очакова. Пятном на этом безупречном послужном списке явлется участие
Беннигсена в заговоре по свержению Павла
I. Однако участие в его убийстве генерал
всегда отрицал.
Его портрет дополнят нам наблюдения и высказывания современников.
Так, Фаддей Булгарин, служивший под его началом в летнюю кампанию и
лично
видевший командующего, отмечал:
"Беннигсен был высок ростом, довольно
сухощав, имел выразительные черты лица и
быстрый взгляд. Важный, величественный его вид, барская манера и
всегдашнее хладнокровие внушали уважение и
возбуждали какую-то невольную доверенность к нему в старших, в равных
ему и в подчиненных.
Знавшие хорошо Беннигсена, утверждали, что он был человек чрезвычайно
тонкого ума и вкрадчивый, когда ему было это нужно, и питал в душе
непомерное честолюбие, а потому весьма многие так же боялись его, как и
Кутузова.» (2)*
«Храбрый до геройства, Беннигсен не радел о подчиненности и армейском
управлении, - пишет Михайловский-Данилевский.
- В его главной квартире пренебрегали гарнизонною службою. При
занимаемых им домах редко ставили караулы. В Рожане мародеры три раза врывались
в комнаты Беннигсена, даже в кабинет его и вместо строгого взыскания, он
хладнокровно говаривал: «Выгоните негодяев!». Но выгонять их было часто
некому. Адъютанты и ординарцы Беннигсена являлись к нему когда хотели;
по временам он оставался в своем доме совсем один». (9)*
Характерный эпизод приводит в своих мемуарах Денис Давыдов, для которого
война с Наполеоном 1806-1807 г. стала первой в его военной карьере. Он
прибыл в действующую армию, «получив в Петербурге и на пути
несколько пакетов на имя главнокомандующего».
«И в результате, я был
представлен ему и имел честь вручить их ему лично… Хотя я был весьма
неопытен в военном ремесле, но помню, что меня крайне удивила
нескромность Беннигсена и прочих генералов, при главной квартире
находившихся.
Я был сам свидетелем, как Беннингсен, Кнорринг, граф Толстой, лежа на
карте, сообщали друг другу о предположениях своих. Они объявляли свои
намерения при множестве разного рода чиновников военных и статских,
адъютантов и иностранцев!» (18)*
После Высочайшего Императорского Рескрипта, сделавшего его главнокомандующим, Беннигсен, у которого теперь были развязаны
руки, решил сосредоточить армию на границе Польши и Восточной
Пруссии в местечке Биалы (или Бяла), где и
был устроен новый лагерь. Отсюда можно было выдвинуться и к Кенигсбергу,
и прикрыть российскую границу, вздумай Наполеон повернуть свои корпуса в
этом направлении.
Но, взяв Пултуск, французы не последовали вслед за русскими, только
слали конные патрули. Они также
остановились, чтобы упорядочить свои сильно разбросанные и растянутые на
огромном пространстве боевые позиции, подвезти артиллерию, обозы и,
особенно, провиант.
После нескольких дней непрерывных боев Наполеон вынужден был признать,
что ни одна из целей, которые он ставил, когда выступил из Варшавы, не была достигнута. Русская армия
не была разбита в короткой кампании, как он на то рассчитывал, по этой
причине и Пруссия отказывалась капитулировать. Великая Армия оказалась
не готова к большому зимнему походу, испытывая нехватку всего:
продовольствия, фуража, шинелей, военных припасов.
Единственное, что удалось Императору Франции - оттеснить своего упорного противника
сначала за Буг, а затем - за Нарев.
Война продолжалась без каких-либо ясных перспектив к ее окончанию.
Взвесив все эти обстоятельства, Наполеон в канун Нового 1807 года отдал
приказ своим маршалам становиться на зимние квартиры.
С этого момента первую часть зимней кампании войны с
Наполеоном 1806-1807 года можно считать завершившейся.
© Александр Морозов,
Москва, 2017-2020 гг.
Продолжение следует.
(2)* Фаддей Булгарин: "Воспоминания".
(3)* "Записки графа Л. Л. Беннигсена о войне
с Наполеоном 1807 года".
(9)* А.И. Михайловский- Данилевский.
"Описание второй войны Императора Александра с Наполеоном в 1806 и 1807
годах".
(16)* "Воспоминания А. Х. Бенкендорфа.
Зимняя кампания 1806-1807".
(18)* Денис Давыдов."Встреча с фельдмаршалом графом Каменским".
(20)* Francis Loraine Petre "Napoleon's
Campaign In Poland 1806-1807".
(22)* Dumas, Mathieu, comte. "Précis des
Évènements militaires ou Essai historique sur les Campagnes de 1799 à
1814".
(23)* "Записки А.П. Ермолова 1798-1826"
Авторские права:
© Александр Морозов. Москва.
2016-2020 гг. |
|
