Януарий Суходольский "Штурм крепости Карс 23 июня 1828 г"

События в этом томе излагаются очень стройно, последовательно, ярко и понятно. Поход Паскевича в 1828 году - это просто песня какая-то. Сражение за сражением, осада за осадой, штурм за штурмом - и везде русские торжествуют над сильнейшим численно неприятелем. И каждый бой описан настолько детально, что картинки сами собой встают перед глазами.
Апофеозом этого похода и кульминацией первой части тома, конечно, являются события под Ахалцихе. Представьте себе сами: десятитысячный русский отряд в отрыве от тылов и подкреплений, в случае поражения отступление обернется полным разгромом, перед ними крепость, засевшая в горах, десятитысячный гарнизон, преимущественно мусульманское население, отнюдь не сочувствующее русским, рядом с крепостью тридцатитысячная армия сераскира - турецкого главнокомандующего. Ей богу, даже в условиях решения тактической задачи в каком-нибудь Napoleon Total War дело почти безнадежное. А если принять во внимание, что настоящая война - это не игра, здесь пули свистят вполне реальные, то становится по-настоящему тухло. Насколько проще уж было Суворову под Измаилом, ему хоть было куда отступить в случае неудачи. И что мы до сих пор в учебниках истории реально могли почерпнуть об этой блестящей русской победе? Да вообще ничего!
Поверьте, это сражение стоит того, чтобы о нем почитать. Равно как и многих других делах. Например, о внезапном (даже для русского командования) штурме турецкого Карса. Или о переходе через Саганлугские горы с разгромом многократно превосходящей армии сераскира.

Януарий Суходольский "Штурм крепости Ахалцихе 15 августа 1828 г"

Между прочим, о мусульманском населении, также представляющем угрозу русским солдатам, упомянуто не красного словца ради. Если задуматься, то эти люди дрались за свои дома, за свою веру ничуть не хуже, чем испанцы в Сарагосе или русские крестьяне в 1812-ом году. Каждый народ имеет свои примеры героизма. Вот всего лишь один отрывок из Потто:
"В другом месте ширванец [рядовой Ширванского полка - ВП], ворвавшийся в дом, наткнулся на двух турок, еще не успевших зарядить свои ружья, и мгновенно заколол одного, но другой уклонился от удара и сам нанес ему жестокую рану кинжалом в бок; в это время подскочила молодая турчанка с обнаженной саблей, и удар, моментально нанесенный ею, был так силен, что перерубил толстую перевязь, на которой висел солдатский подсумок, и причинил ширванцу страшную рану. Солдат имел еще силу, чтобы заколоть обоих, но и сам он, изнемогая от двух тяжких ран, упал в той же сакле. Товарищи нашли его еще живым и понесли на перевязку. “Эх, брат, не стыдно ли, баба свалила”,– заметил ему один из ширванцев. “Дура, братцы, баба-то,– проговорил умирающий,– не знает, где надо рубить, пожалела солдатской головы, да свою и оставила”. И целый ряд подобных сцен, полных ужасов, смерти и нечеловеческого возбуждения, следовал один за другим. В одной мечети сгорело до четырехсот человек защитников. В Ахалцихе был настоящий ад, способный потрясти самые железные нервы."
Да уж, эта погибшая турчанка поступила также, как поступали и русские бабы во время штурма русских городов.
Но и русские оставались теми русскими, которые "не сдаются":
"Турецкий огонь, направляемый из башни, по временам бывал так губителен, что артиллеристы вынуждены были укрываться за камнями. Это, по-видимому, наскучило наконец одному из казаков, Старикову. “Эх, вы, лежебоки,– шутя укорил он товарищей,– вот посмотрите-ка, какую я задам выпляску на самом лафете. Пусть вся турская сила полюбуется мною!” И он, вскочив на лафет, действительно пустился в присядку, припевая: "Казак, казачок, казак, миленький дружок..."
Пуля ударила его в грудь и сбросила с лафета. Но, падая, Стариков схватил фитиль и сделал последний выстрел из орудия."
Перед этими бойцами не устоят города даже с такими храбрыми турчанками. И пусть исход войны все равно решился на Балканах, да и мир назван Адрианопольским по городу Адрианополю что недалеко от Константинополя, но читать об успехах Кавказского корпуса от этого не менее приятно.
 (Продолжение: ТОМ5)