А. Попов. Переход Суворова через Альпы

Наконец, к середине книги мы подходим к главному, к вершине Суворова как полководца, к русско-турецкой войне 1787-1791 годов и к Итальянскому походу 1799 года. Здесь Михайлов как раз и сосредотачивается на анализе боев и походов, военных планов и маневров Суворова.
Нынешней школе историков этот разбор не покажется абсолютно точным и правильным. Михайлов всё же находится под влиянием полуторавековой традиции восхваления Суворова, он всё еще возносит русского полководца на недосягаемые вершины, но у него уже слышна критика, немыслимая еще во времена того же Раковского. И это был шаг вперед.
Кинбурнский бой — не всё так в нем было предопределено, как казалось нам, еще советским ребятам, ранее читавшим о непобедимом Суворове. И под Очаковом он зарвался как Скобелев под Плевной. Другое дело Фокшаны и Рымник. Это уже образец смелой и быстрой операции. Измаил действительно тяжелейший штурм с кровавой победой. И вот умудренный опытом полководец пишет свою «Науку побеждать».
В то же время с возрастом он начинает чудить всё больше и больше. Становится излишне религиозным, почти на уровне блаженного. Об этом, конечно, в книжках времен Раковского не писали.
Не писали о действительной вине Суворова перед императором Павлом. Конфликт этот, изображавшийся противостоянием прогрессиста Суворова и ретрограда Павла, если подумать, выглядит как непрекращающийся поток оскорблений от чудаковатого старика в адрес главы государства. И Павел при этом еще долго терпел старика.
И наконец вершина — Итальянская кампания и Альпийский поход. Не многим полководцам удается умереть на взлете своей карьеры, на вершине своих дел, не дождавшись скатывания в безвестность. Кутузов, кстати, тоже умер в кульминационный момент карьеры, победителем самого Наполеона.
Разбор Итальянской кампании у Михайлова наиболее подробный из всех прочих деяний Суворова. Перед чтением этих глав лучше запастись хотя бы приблизительной картой театра военных действий. Иначе не всё будет понятно. Конечно, еще советский автор не выливает на Суворова той массы критики, что ему перепадает сегодня, но блеск побед немножко меркнет при подробном разборе дел и соотношения сил сторон.
Любопытна символичность преемственности. У смертного одра старого полководца сидел единственный генерал, который в кампанию 1812 года олицетворял собою суворовскую школу. Говорят, именно князь Багратион остановил ходики в комнате Суворова в минуту смерти генералиссимуса, фактически единственного из пяти наших носителей этого звания, на самом деле заслужившего его всею своей жизнью и службой.