© На сайте представлены только те книги, авторские права на которые истекли

Представляемая сегодня книга уникальна. Причем эпитет этот брошен не красного словца ради. «Расплата» Владимира Семенова по-настоящему уникальна. Это единственное в своем роде живое свидетельство очевидца, принявшего участие в самых драматических событиях войны на море в 1904-1905 гг.
Эта книга не переиздавалась едва ли не с царских времен. И доступ к ней имели очень и очень немногие. Некоторые из немногих широко цитировали работу Семенова, когда ссылаясь на автора, когда нет. И не всегда понятно, что есть цитата, а что оригинальное добавление уже нового автора. Да, многие сделали себе имя и карьеру на «Расплате». Например, Игорь Бунич. Может, слыхали, читали?
Но и это еще не самое масштабное явление. Большие куски семеновского текста гуляют по научным трудам без всякой связи с самим Владимиром Ивановичем. Его оценки событий, людей, поступков, явлений обрели самостоятельную жизнь и выдаются в научных книжках за объективную истину.
Это во многом повредило репутации автора. Позже, фактически в наше время, когда его текст извлекли на свет божий и выставили на всеобщее обозрение, на Семенова посыпался град обвинений и критики. Дескать, неправильно судил автор, делал несостоятельные утверждения. Только вот беда – не делал сам Семенов никаких утверждений. Вина лежит на недобросовестных плагиаторах, возведших личное мнение, сиюминутные впечатления боевого офицера в ранг научной истины. В конце концов, Семенов не виноват, что многие историки предпочитали изучать историю по его книге, а не по документам. Сам же Владимир Иванович не раз и не два подчеркивал, что излагает только свои личные впечатления и просто точно передает то, что видал или думал, что видел.
Капитан 1-го ранга Владимир Иванович Семенов (1867-1910) поэт, писатель, участник русско-японской войны. Можно даже сказать: ее самый активный участник. Для нас наиболее удачным оказалось сочетание редкостного патриота и хорошего литератора в одном лице. Как патриот он дважды оказался в самом пекле. Как литератор сумел образно, доходчиво и интересно рассказать об увиденном.
Первые полгода русско-японской войны Семенов провел на порт-артурской эскадре. В ходе боя в Желтом море 28 июля (по старом стилю) 1904 года его крейсер сумел прорваться и уйти в Сайгон. Оттуда Семенов вокруг половины земного шара добирается до России и успевает аккурат к самому отходу на Дальний Восток 2-й Тихоокеанской эскадры. Пользуясь личным знакомством с ее командиром Рожественским, Семенов устраивается на флагманском броненосце «Князь Суворов» и опять спешит в самое пекло. Принимает участие в Цусимском сражении, попадает в плен, освобождается, попадает под суд в России, оправдывается и, наконец, пишет книгу.
И не одну книгу, а трилогию, включающую три части: Порт-Артур, поход к Цусиме, Цусимское сражение. Все части объединены в одну книгу «Расплата». Но поскольку изначально автор выдавал текст отдельными изданиями, эта конкретная рецензия относится только к первой части «Расплаты» - «Порт-Артур». О второй части мы поговорим отдельно.

Еще и еще раз автор подчеркивает, что категорически не согласен с отнесением его «Расплаты» к жанру воспоминаний. Нет, это не воспоминания, а дневниковые заметки, говорит он, поясняя разницу. На воспоминания обычно накладывается время, послезнание, мнение других людей. Память склонна к аберрациям. А вот сделанные здесь и сейчас дневниковые заметки не подвержены изменениям. Они фиксируют настроение и мысли «тогда», не накладывая на них «сейчас». И поскольку вся книга базируется на ежедневном или даже почасовом дневнике Семенова, она никак не должна относиться к мемуарам.
Но не стоит пугаться и представлять себе, что стиль изложения будет в духе «1 мая. То-то-то. 2 мая. Не то-то и не то-то» и так далее. Нет, еще раз повторю: Владимир Иванович успел получить известность как литератор еще до русско-японской войны. А потому смог перевести свои отрывистые записки в связный и даже изящно выстроенный литературный текст.
Про уникальность судьбы Семенова мы уже говорили. Но уникальны и отдельные ее моменты. Подавляющее большинство участников русско-японской либо уже служило на Дальнем Востоке, либо отправилось туда после известия о начале боевых действий. А Семенов умудрился вовремя почувствовать, что там этакое витает в воздухе и напросился на Тихоокеанскую эскадру буквально за пару недель до начала войны. Езда от Питера до Порт-Артура тогда занимала много времени, и объявление войны застало автора в пути. В Порт-Артур он прибыл буквально на первой же недели войны.
И тут же по свежим следам составляет отчет о господствовавших настроениях. И уже эти его строки и оценки стали каноническими в литературе, посвященной русско-японской войне. Не то, чтобы уныние царило в Порт-Артуре, но какая-то растерянность, почти неверие в то, что ОНО всё-таки началось.
Здесь уместно упомянуть о заочном споре В.И. Семенова и А.Н. Степанова. Этот последний в своей книжке «Порт-Артур» запустил в народ крепко засевшую там утку. Дескать, командующий эскадрой Старк всё на свете прозевал, во время атаки японцев вообще со всеми чинами штаба гулял на именинах жены генерала Стесселя и прочее и прочее. Оказывается, слухи эти ходили уже в первые дни войны. Семенов как раз заинтересовался этим вопросом и выяснил, что ничего подобного не имело места. Старк, может быть, и не военно-морской гений, но честно исполнял свой долг, находясь на боевом посту. Но книга Степанова всё советское время была популярна, а книга Семенова была неизвестна. Так и позорили адмирала Старка все кому ни лень.
Впрочем, беды хватало и без позора Старка. Семенов отмечает глубоко укоренившееся в тыловом начальстве преклонение перед «бумажкой». Даже разразившаяся военная гроза не могла сдвинуть с места незыблемую гору бюрократизма. Любую необходимую на боевых кораблях вещь из окопавшихся в порту тыловых штабов приходилось вытаскивать всеми правдами и неправдами. Что им за дело до того, что кораблю завтра в море и в бой? Сказано: через две недели – значит через две недели. И неважно, что эта вещь лежит на складу в полной готовности. «Бумажка» должна совершить свой предписанный инструкциями, приказами и циркулярами круг.
Владимир Иванович отнюдь не революционер. Нет, он не помышляет о свержении строя. Но и такой верный служака престола буквально закипает при подобном отношении к делу защиты Отечества. Много у него горьких слов об этом сказано.

Но и это еще будут цветочки. Ягодки начинают сыпаться, когда Семенов берется за описание боеготовности эскадры. Вернее, ее бое-не-готовности. Корабли строем ходить не могут, рыскают, сталкиваются, все команды выполняются с потрясающей медлительностью, материальная часть ни к черту – всё ломается и трещит, снаряды не подходят по калибру – буквально застревают в стволах. И так далее, и тому подобное. Причем заметим: это пишет не какой-то сторонний наблюдатель, а старший офицер на боевом крейсере «Диана».
Вина за это возлагается не на личный состав эскадры. Хотя какая она, к черту, эскадра? Так, сборище случайно собранных в одном месте кораблей. Эскадрой может называться только слаженно действующее соединение, а не эти аргонавты. Так вот, ответственность. Она возлагается на наше любимое царское правительство, сократившее расходы, законсервировавшее флот, для экономии превратившее корабли в плавучие казармы. И само же активно вело к разрыву с Японией. Под лозунгом «Они не посмеют». А вот посмели, и всё – кранты Тихоокеанскому флоту. Как говорил боготворимый Семеновым вице-адмирал Макаров, «нельзя надеяться хорошо сделать на войне то, чего не учились делать в мирное время».
Тема адмирала Макарова в «Расплате» Семенова – это отдельный разговор. Тут автор передает нам как свои ощущения, так и общий артурский настрой, связанный с прибытием и деятельностью адмирала. Честно говоря, меня самого поражает это настроение, эта вера в Макарова, эта легенда Макарова. Ведь если абстрагироваться от эмоций и просто посмотреть счет, то результатом полуторамесячной деятельности адмирала стала полная небоеспособность эскадры: он принял ее с пятью броненосцами в строю, а покинул (погиб) всего с одним. И это – не считая потерянных миноносцев. Но Семенов тверд в своем мнении: никакие потери не могут затмить громадного морального влияния на ход действий личности адмирала, и его гибель стала невосполнимой потерей для всего флота и даже для исхода войны.
Но адмирал погиб, а Семенов продолжает день за днем описывать боевые будни, которые, впрочем, стали более спокойными с новым командующим контр-адмиралом Витгефтом. Его, кстати, в историографии тоже принято ругать. Но Семенов и здесь на стороне адмирала (забегая вперед: он и Рожественского будет ставить весьма высоко). Дескать, ну что же мог поделать этот честный штабной служака, коли все предшествовавшие годы флот только и делали, что разваливали.
И вот апофеоз первой части – выход развалин флота на прорыв во Владивосток, бой в Желтом море и унизительное поражение. Тяжелое впечатление для такого ярого офицера как Семенов. Но в нем еще горит надежда на Балтийский флот, готовый к выходу на помощь Тихоокеанскому. Не желая оставаться в стороне, не считая себя освобожденным от дальнейшего военного риска, Семенов покидает свой интернированный крейсер и пробирается в Россию.
Очень и очень любопытная и полезная книжка. Впрочем. одно замечание: если решите ее читать, не забывайте делать поправку на личностный взгляд автора. Отнюдь не всё, что он говорит является научно доказанной истиной. Однако это живой голос эпохи, настоящее свидетельство тогдашних умонастроений в офицерской среде предреволюционной России.

Цитата:

10-дюймовый снаряд попал в подводную часть крейсера с правой стороны под очень острым углом в направлении от носа к корме и сверху вниз, как раз в пространстве между скатом броневой палубы и обыкновенной железной палубой, служившей полом аптеки, лазарета и судовой канцелярии. Снаряд как бы разорвал борт продольной щелью, длина которой была около 18 футов, а наибольшая высота достигала 6 футов. Благодаря тому, что удар пришелся продольно, вся сила его израсходовалась на разрушение борта. Броневая палуба дала только небольшую течь, а главное — не была разрушена легкая железная палуба, находившаяся выше броневой. Эта палуба спасла крейсер, воспрепятствовав воде немедленно хлынуть во внутренние его помещения. Правда, она не могла бы долгое время сопротивляться напору извне; ее тотчас же начало выпучивать, рвать по швам… Но это был выигрыш драгоценных минут, в течение которых мы успели ее подкрепить, зажать подпорами, словом — локализировать вторжение в недра корабля самого грозного его врага — забортной воды!..
Первое, что я увидел, сбежав вниз, это — раненых и больных, которых доктор, фельдшера и санитары выносили и выводили из угрожаемых помещений. Опасность была слишком очевидна. Метлахские плитки, которыми была выстлана палуба в лазарете и в аптеке, с треском отскакивали со своих мест, а из-под них с шипом и свистом вырывались струйки воды. Каждое мгновение швы могли окончательно разойтись и палуба — вскрыться… Трюмный старшина, заведовавший кормовым отсеком, и его подручные тотчас вслед за ударом снаряда уже начали ставить подпоры. Им помогали некоторые из числа легко раненных. С прибытием дивизиона работа закипела…
Надо ли говорить о том, как работали? с каким искусством, с какой силой сыпались удары тяжелых молотов на клинья, которыми крепились подпоры? Ведь эти клинья, зажимавшие расходившиеся швы палубы, удерживали само море, мощному напору которого не могли противостоять надорванные железные заклепки… Борьба шла на жизнь и на смерть. Двери в непроницаемых переборках были задраены; выхода наверх не было; победи море — мы были бы первыми его жертвами… Сильно мешала правая кормовая 6-дюймовка, находившаяся прямо над нами. От ее выстрелов палубы так сильно вибрировали, что клинья сдвигались со своих мест, часто сами подпоры грозили рухнуть, и их приходилось поддерживать с боков раскосинами… А чуть где ослабевало крепление — тотчас же появлялась вода. — «Хоть бы подбили эту проклятую пушку!» — мелькнуло в голове преступное пожелание… и вдруг — она замолкла… Дело пошло быстрее. Мы одолели.

(Цитируется по: "Расплата"- Владимир Семенов)