Для XP:
C:\Documents and Settings\(Your User Name Here)\Application Data\The Creative Assembly\Empire\scripts

Для VISTA and Windows 7:
C:\Users\(Your User Name Here)\AppData\Roaming\The Creative Assembly\Empire\scripts

Установка кампании:
Для игры в кампанию у вас сначала должен быть установлен сам мод.
Скачайте и распакуйте файл компании (1783ch). Файл user.empire_script.txt положите в уже знакомую вам папку \Empire\scripts.
Адрес для Висты указан выше.
Пойдите по адресу C:\Program Files\Steam\SteamApps\common\empire total war\data\campaigns\
Сохраните оригинальную папку main. Вместо нее положите папку main, которая находится в архиве кампании.
Положите файл ACW_camp_cher.pack по адресу:
C:\Program Files\Steam\SteamApps\common\empire total war\data

ЗАПУСК МОДА:
Запустите как обычно Empire: Total War.
Для того, чтобы играть битву выберите одиночный режим, затем "Play Battle" - играть битву. Выберите сухопутное сражение.
В списке карт найдите Шайло или Манассас. Сформируйте армию и играйте. Играть можно и онлайн, если у партнера стоит такой же мод.

Для того, чтобы играть кампанию выберите в одиночном режиме Главную кампанию. В ней щелкните на флажок США или Конфедерации.

Исторический комментарий
СРАЖЕНИЕ У ШАЙЛО (Питтсбург-Лендинга)
Из книги Кирилла Маля "Гражданская война в США 1861-1865 (в сокращении)

Весна 1862 года в Теннесси выдалась необыкновенно ранней и теплой. Днем солнце
пригревало почти по-летнему, а ночью шел дождь. Утром над хлопковыми и табачными
плантациями повисала плотная завеса тумана. Но вскоре он рассеивался, и взору
открывалась чудесная картина: живописные холмы утопали в буйной зелени, густые
рощи и перелески уже покрылись маленькими зелеными листьями, и персиковые сады
окутались пышной розовой пеной распустившихся цветов.
Солдаты федеральной Теннессийской армии наслаждались этой красотой в полной
мере. Вот уже несколько недель стояли они лагерем у старой пароходной пристани
Питтсбург-Лендинг на реке Теннесси, дожидаясь, пока к ним присоединится Огайская
армия. Это ожидание, проходившее в полной праздности и дуракавалянии, было с
точки зрения солдата, самым лучшим времяпрепровождением. В общем, как вспоминал позже один из новобранцев Теннессийской армии, «мы были так счастливы, как только может быть счастлив смертный».
Иными словами, федеральная армия могла чувствовать себя в своем лагере
достаточно уверенно. «Это великолепная равнина, как бы созданная для разбивки
лагеря и строевого учения, и в то же время пункт чрезвычайно сильный в военном
отношении... Местность, легко обороняемая небольшой воинской частью», —
докладывал в своем рапорте генерал Уильям Шерман.
Однако для того, чтобы эта позиция действительно стала сильной, ей, по
свидетельству того же Шермана, не хватало Одного маленького штриха — полевых
укреплений, которые прикрывали бы подступы с фронта. Но этот маленький штрих так
и не был сделан.
Но незащищенность лагеря с фронта была лишь частью проблемы. Само расположение
армии, беспорядочное и бессистемное, делало ее легкой добычей для противника.
Самого Гранта тоже не было в лагере у Шайло. Его главная квартира находилась в
девяти милях от Питтсбург-Лендинга в Саванне, где он залечивал свою ногу,
поврежденную недавним падением с лошади, и поджидал армию Бьюэлла, которая
должна была подойти именно к этому месту. Ее передовая дивизия под командованием
Нельсона была уже неподалеку, но Грант был настолько уверен в безопасности
армии, что в своем письме 4 апреля, за два дня до битвы, советовал Нельсону не
торопиться.
Но напрасно северяне относились к своему противнику столь легкомысленно.
Конфедераты, которых Грант, объединившись с Бьюэллом, намеревался разбить, не
были деморализованы. Их армия, стоявшая у Коринфа в 20 милях от
Питтсбург-Лендинга, пока что не знала ни горечи поражений, ни радости побед. Она
попросту вообще не участвовала в боевых действиях и в отношении зелености и
необученности превосходила не только своих коллег на востоке, но и своих
оппонентов, собранных теперь у Шайло.
В конфедеративной Миссисипской армии были артиллеристы, не сделавшие из своих
орудий ни одного выстрела, пехотинцы, не знавшие ружейных приемов и азов
пехотной тактики, и даже командиры бригад, никогда не участвовавшие ни в одном
сражении и не читавшие книг, где бы эти сражения описывались.
Некоторым опытом обладал только 15-тысячный корпус, переведенный на запад с
восточного театра — ветераны Бул-ранского сражения. Первоначально корпусом
командовал генерал Пьер Густав Тутан Борегар, также переброшенный из Вирджинии в
Теннесси. Однако вскоре его части соединились с отступившими из Кентукки более
крупными формированиями южан. Их командир как старший по званию принял
командование на себя, а Борегар оказался в привычной для себя роли заместителя.
Нового командующего по странному совпадению, придававшему всей операции еще
большее сходство с Бул-Раном, также звали Джонстон.
Правда, это уже был другой генерал — Альберт Сидни Джонстон, не уступавший,
однако, своему однофамильцу ни в знаниях, ни в военных талантах.
Когда Джонстон принял командование, у Борегара уже был готов план наступательных
действий. Стратегически он мало отличался от того замысла, который северяне
столь безуспешно пытались осуществить в Вирджинии летом 1861 года. Как и
Мак-Дауэл, Борегар хотел разбить неприятельскую армию до того, как к ней
присоединятся подкрепления, т.е. он предлагал ударить по Гранту прежде, чем к
Питтсбург-Лендингу подойдет Бьюэлл.
По плану Борегара войска конфедератов должны были за один день преодолеть
расстояние от Коринфа до Питтсбург-Лендинга и уже утром 4 апреля атаковать
неприятеля. Но в действительности все сразу пошло наперекосяк. Дороги были
размыты непрестанными ночными дождями и превратились в непролазную трясину, в
которой пушки и фургоны увязали по самые ступицы своих колес.
В результате конфедераты прибыли на рубеж атаки со значительным опозданием —
лишь вечером 5 апреля, и Борегар, опасаясь, что Грант уже успел соединиться с
Бьюэллом, предложил командующему Миссисипской армией отложить нападение. Но
Джонстон не привык отступать от раз принятого решения. «Я буду драться с ними
даже если их там миллион», — заявил он и велел готовить войска к атаке.
По плану Джонстона первым в наступление со своим корпусом шел генерал-майор
Харди. Ему было приказано растянуть свою линию от Уол-Крика до Лик-Крика, а
также иметь на флангах кавалерию. Артиллерия должна была идти за пехотой в
интервалах между дивизиями. Касательно этого последнего рода войск командующий
дал Харди особые указания. Нарезные орудия были хороши на больших расстояниях, и
Джонстон рекомендовал ставить их на высотах позади пехотных линий и вести огонь
по резервам и второй линии неприятеля.
Вслед за Харди на северян должен был обрушиться генерал Брэгг и, поймав их в
момент перегруппировки, проломить оборону на левом крыле. Его поддерживал
Леонидас Полк, корпус которого составлял 3-ю линию. Наконец, 4-я линия — корпус
генерала Брекенриджа — образовывала общеармейский резерв и приходила на выручку
первым трем в решающий момент сражения.
Этот замысел был во всех подробностях изложен корпусным командирам в ночь перед
сражением. Они собрались у походного костра — единственного костра, разложенного
в ту ночь в лагере конфедератов, чтобы обсудить детали предстоящей операции.
Вскоре вся армия, кроме часовых, окружавших их бивак плотным кольцом,
погрузилась в глубокий сон.
В ту ночь безмятежным сном спали в своих палатках и северяне, которые не
подозревали, что они находятся на пороховой бочке с горящим фитилем.
Приготовления южан не прошли для них совсем незаметно. Некоторые признаки
близости неприятеля были налицо, но на свою беду федералы не приняли их всерьез.
Еще в пятницу 4 апреля их небольшая разведывательная партия, состоявшая из 5-го
Огайско-го кавалерийского полка и нескольких рот 70-го Огайского полка,
наткнулась на авангард неприятельской армии и после короткой перестрелки,
стоившей ей нескольких раненых, захватила дюжину пленных.
Но командиры северян не обратили на этот эпизод должного внимания, приняв
вражеский авангард за рекогносцировочный отряд.
Воскресный день б апреля выдался на редкость теплым и солнечным даже для ранней
теннессийской весны. Вдруг в лесу, к востоку от
лагеря дивизии Прентиса, где располагалась редкая цепь федеральных пикетов,
раздались звуки пальбы. Сначала на них не обратили внимания, решив, что
неопытные солдаты проверяют сухость пороха, разряжая винтовки — обычная практика
в молодых федеральных войсках. Однако пальба все усиливалась, и многие офицеры,
все еще не подозревая действительного положения дел, отправили на линию
аванпостов посыльных. Вскоре те вернулись бегом с бледными лицами и
вытаращенными глазами. «В лесу полно джонни, — сообщили они, — больше, чем
испанских колючек в углу изгороди».
Прентис приказал трубить тревогу и строиться для отражения атаки, но было уже
поздно. Его солдаты не успели схватиться за оружие, а многие офицеры вылезти из
своих теплых постелей, когда густая линия пехоты конфедератов вышла прямо к их
незащищенному лагерю.
Миссисипская армия выступила в поход еще до рассвета, после того как Джонстон
пообещал своим штабным офицерам: «Сегодня вечером мы напоим своих лошадей в
Теннесси». Он приказал первой линии Харди наступать по плато, где проходила
дорога на Коринф. Этот путь, позволявший конфедератам обойти глубокие овраги,
спускавшиеся к Лик-Крику и Уол-Крику, выводил их прямо в стык дивизий Шермана и
Прентиса. Дорогу южанам преграждала правофланговая бригада последнего под
командованием полковника Пибоди. В районе половины седьмого утра восемь
конфедеративных бригад вышли к ее расположению, застигнув северян врасплох. В
одно мгновение они опрокинули и рассеяли злополучную бригаду по всему полю боя.
Вторая из бригад Прентиса худо-бедно успела построиться и встретила наступающих
беспорядочным огнем, но не долго продержалась на месте. Вскоре вся дивизия
нестройной толпой устремилась вглубь федерального расположения, сея вокруг себя
суматоху и панику. Один из немногих опытных солдат Теннессийской армии
вспоминал, как новичок из дивизии Прентиса бежал по лагерю и кричал: «Задайте им
жару, ребята! Я уже дал им жару столько, сколько смог!». «Не могу сказать,
правда ли он дал им хоть немного адского огня, — заметил на это ветеран, — но он
точно отдал им все, что у него было, включая ружье, патронную сумку, шинель и
шляпу».
Тем временем дивизия Шермана уже была поднята по тревоге. В сущности, никакой
тревоги и не требовалось: ожесточенная пальба, доносившаяся из расположения
дивизии Пренгиса, переполошила всех не хуже, чем бой барабанов и звуки горна.
5-я дивизия тоже была молода и неопытна, но, как писал Улисс Грант, «...этот
недостаток с лихвой возмещался качествами командира». Шерман, который вплоть до
самого начала боя был уверен, что атаки не последует, мгновенно понял свою
ошибку и приготовился встретить врага во всеоружии. Позиция его дивизии была
хорошо защищена естественными препятствиями. Правый фланг упирался и Оул-Крик,
фронт был прикрыт глубоким оврагом, и лишь левофланговая бригада у церкви Шайло
повисала в воздухе, т.е. была открыта для обходных ударов.
По приказу Шермана дивизия развернулась на этих позициях, и он сам лично объехал
каждый полк, давая наставления командирам.
Это было сделано как раз вовремя: южане были уже близко. Центр левого фланга
корпуса Харди вышел к расположению 5-й дивизии и немедленно бросился в атаку.
«Глядя от церкви Шайло на темный лес, из которого раздавался глухой рев орудий и
резкая трескотня винтовок, нельзя было разглядеть ни одного человека, — писал
полковник Де Хасс. — Но когда солнце, сиявшее на безоблачном небе, заиграло на
начищенном до блеска оружии, вся сцена осветилась, представив панораму,
незабываемую для всех, кто ее видел. Линии методично двигались прямо на нас,
враг наступал на всех пунктах. Эскадроны кавалерии были брошены вперед, чтобы
отодвинуть федеральные пикеты.
Харди развернул свои силы в бригадных линиях, имея за ними артиллерийские
батареи. И этим хорошо дисциплинированным войскам противостояли наши неопытные
полки». За линией Харди, растянувшейся на три мили от Оул-Крика до Лик-Крика,
отставая от нее на 500–800 ярдов, шла линия Брэгга, а за Брэггом на том же
расстоянии следовал со своим корпусом Полк.
Это было впечатляющее и грозное зрелище, способное нагнать страха даже на
отчаянных храбрецов, и многие северяне не выдержали. Командир 53-го Огайского
полка, только что получивший наставления от Шермана, упал на землю,
спрятавшись от свистевших над головой пуль за ствол поваленного дерева. Через
минуту он снова вскочил на ноги и, крикнув: «Бегите и спасайтесь», немедленно
выполнил собственную команду. Однако многие остались на месте и ответили на
огонь конфедератов дружными залпами. Они получили неожиданную помощь от
солдата-ветерана 17-го Иллинойсского полка, который обходил линию, давая советы,
как стрелять из винтовки, и при этом приговаривал: «Спокойно, это все равно что
палить по белкам. Только у этих белок есть ружья».



Таким образом, Шерман сыграл в бою у Шайло ту же роль, что и полковник Эванс в
первом сражении у Бул-Рана, где он сдержал натиск врага. А на подходе с
подкреплениями уже был «Би» Теннессийской армии. Генерал Мак-Клернанд,
извещенный Шерманом о грозящей опасности, прибыл на место действий со своей
дивизией и развернулся слева и чуть позади от позиции 5-й дивизии. На помощь
сражающимся спешили также дивизии второй линии во главе с Уоллесом и Херлбутом,
но они пока еще были далеко.
Конфедераты тоже ввели в дело свежие части — войска Бракстона Брэгга. Пять
бригад из дивизий Раглеса и Уайтера снова обрушились на дивизию Шермана, и на
этот раз они действовали более удачно. Вместо того чтобы предпринимать
безрассудную атаку через овраг, уже заваленный убитыми и ранеными из корпуса
Харди, южане охватили Шермана слева, через ту самую брешь, которая была между
его дивизией и дивизией Прентиса еще до начала сражения.
Бригады Гибсона, Андерсона и Понда вышли на незащищенную южную оконечность
дивизии и убийственным огнем рассеяли стоявшую здесь федеральную бригаду.
Шерман, увидев, что его обходят с фланга, приказал двум оставшимся у него
бригадам (о судьбе бригады Смита, стоявшей на левом фланге армии, ему ничего не
было известно) отступать, этот маневр был выполнен в полном порядке под огнем
противника, и 5-я дивизия вскоре спокойно заняла место справа от дивизии
Мак-Лернанда.
Конфедераты, впрочем, особенно ее и не преследовали. Ворвавшись в лагерь
Шермана, они обнаружили давно обещанный им завтрак и с жадностью набросились на
еду. Офицерам стоило большого труда напомнить им, что битва еще не закончена и
что надо вернуться в строй. Когда наконец, вняв голосу своих командиров,
повстанцы построились в линии и двинулись вперед, за ними остался разоренный
федеральный лагерь, где среди палаток по ветру летали какие-то зеленые бумажки.
То были доллары США, бывшие для конфедератов иностранными деньгами и не имевшие
в их глазах ни малейшей цены.
В то время, когда люди Раглеса опустошали запасы провианта, доставшиеся им от
федералов, Джонстон, увидев, что его правому флангу угрожает свежая
неприятельская часть, бросил против нее бригады Чалмера и Джексона. Этой
«свежей» частью была бригада Смита, крайняя на левом крыле федералов. Южане в
горячке боя и преследования сначала не заметили ее и вспомнили о существовании
бригады только теперь, в районе 11 часов утра.
Смит имел достаточно времени, чтобы подготовить свою бригаду для отражения
атаки. Его солдаты были так же неопытны, как и вся остальная дивизия Шермана, но
так же, как и бойцы прочих бригад этой дивизии, они относились к тому типу
новобранцев, которые сразу начинают сражаться как ветераны. Когда плотные линии
неприятельской пехоты двинулись на их лагерь, лишь небольшая часть бригады
обратилась в бегство. В основном это были солдаты 71-го Огайского полка,
командир которого, выехав на передовую позицию и увидев катившуюся на него серую
лавину, развернул коня и ускакал в тыл.
Но опять, как и в случае с 53-м Огайским, большая часть полка осталась на месте
и позже полегла почти вся под ударом одного из Алабамских полков бригады
Джексона (не пугать с Томасом Джексоном Каменной Стеной).
Остальные полки Смита сражались не хуже, и первая атака южан был отбита. Однако
Смит не мог не видеть, что он попал в безнадежное положение. Его бригада,
единственная из всей линии федералов, все еще оставалась на прежних позициях,
правее же не было никого. Прентис, а за ним и Шерман отступили, оголив правое
крыло Смита, которому теперь противостояли превосходящие силы противника. Правда
Хёрлбут послал ему на выручку бригаду Мак-Алистера, но до места назначения она
так и не добралась. В районе персикового сада на нее обрушилась одна из бригад
дивизии Уайтера, и на этом участке сразу разгорелся ожесточенный бой Хёрлбут
бросился на выручку Мак-Алистеру с остальными бригадами своей дивизии, а Уайтер
двинул в бои свои части, открывшие по северянам смертоносный огонь.
Но, несмотря на эту убийственную точность, люди
Хёрбута не впали в панику, удержались на месте и тем несколько отвлекли внимание
конфедератов от бригады Смита.
В этот момент на поле боя появился наконец командующий северян Улис Грант.
Прибыв в районе 10 утра, Грант застал тыл своей армии в самом плачевном
состоянии. Вся пристань и даже кромка берега под крутым обрывом были заполнены
беглецами. Среди них бродили невероятно дикие и нелепые слухи: пол-армии
перебито и мятежники вот-вот будут у берегов Теннесси, говорили одни, все
офицеры убиты и армия сложила оружие, вторили им другие. Один охваченный паникой
солдат уже начал валить деревья и призывал других помочь ему построить плот,
чтобы удрать вниз по реке.
По оценкам Гранта, на берегу Теннесси собралось не менее 15% его армии, и он
отдал приказ кавалерии, от которой все равно не было толку на поле боя, гнать
этих трусов на передовые позиции. Однако он заранее знал, что подобные меры не
могут иметь особенного успеха, и, махнув на беглецов рукой, отправился дальше.
Когда он прибыл на поле боя, первая линия была уже сметена, и части его армии
образовали второй эшелон обороны. Крайний левый фланг составляла бригада Смита,
каким-то чудом еще державшаяся у Лик-Крика.
Впрочем, ее судьба была уже решена: южане наседали на нее с трех сторон и должны
были вот-вот сломить оборону этих отчаянных храбрецов. Правее и позади них в
персиковом саду сражался со своей дивизией Хёрлбут. Он мог держаться, пока
держался Смит, кое-как прикрывавший его левый фланг. Чуть севернее Хёрлбута
генерал Прентис приводил в порядок свою потрепанную дивизию. Ему еще предстояло
сыграть в этой драме важную роль, о которой пока не догадывался.
К правому флангу Прентиса примкнула дивизия В. Уоллеса, которая вступила в
ожесточенную перестрелку с наступающими мятежниками. Дивизии Мак-Лернанда и
Шермана, закрепившиеся на рубеже ручья Тилгхем Брэнч, замыкали [198] оборону
федералов с севера. Эта импровизированная неровная линия была наспех создана
командирами дивизий, которые в отсутствие главного командования самостоятельно
координировали свои действия. Но хотя оборону северян нельзя было назвать
упорядоченной, а полки, бригады и даже дивизии давно превратились в большие
плохо управляемые толпы, солдаты и офицеры федеральной армии готовы были
держаться на занятых позициях до последнего.
Атакующие линии южан также утратили боевой порядок. Все три эшелона и резервный
корпус Брекенриджа, постепенно введенные в дело, слились в одну плотную, не
поддающуюся управлению линию. Дивизии и бригады перемешались между собой так,
что их командиры не могли отличить свои полки от чужих. Вдобавок, как и в
сражении при Бул-Ране, неразбериха усилилась из-за многоцветия униформы. Один из
Луизианских полков, так называемая «Орлеанская гвардия», носил синие мундиры и
попал из-за этого под огонь своих соратников. Луизианцы, недолго думая, ответили
им прицельными залпами.
Во избежание дальнейших
недоразумений луизианцам было приказано вывернуть мундиры наизнанку, но от этого
стало только хуже. Теперь их не мог узнать даже собственный командир.
Джонстон ясно видел, что управление войсками буквально ускользает у него из рук.
Помимо этого после слияния всех четырех линий в одну не осталось резервов для
продолжения атаки, так что теперь всем стало ясно, насколько ошибочным был
боевой порядок, который он предписал для своей атакующей армии. Но, с другой
стороны, его войска пока действовали удачно, план нападения на северян сработал
и оставалось лишь довершить начатое. «Мы смели их с поля боя и теперь, я думаю,
можем прижать к реке», — сказал Джонстон и велел продолжить наступление. Главный
удар южан был по-прежнему нацелен на левый фланг противника, и в районе 1 часа
дня они снова атаковали его на этом участке. Джонстон, выяснив, что обычный
механизм командования армии вышел из строя, лично повел своих людей в
наступление, и ободренные его присутствием конфедераты совершали чудеса
храбрости. Бригада Смита, так долго державшаяся у Лик-Крика, была наконец
опрокинута и обращена в бегство. Охваченные азартом преследования, конфедераты
вышли к персиковому саду с юго-запада, но были встречены плотным огнем дивизии
Хёрлбута и на мгновение дрогнули. Джонстон, наблюдавший за атакой, тут же бросил
в дело последний из имевшихся у него резервов — самого себя.
«Я поведу в бой этих кентуккийцев и теннессийцев!» — воскликнул он и с
обнаженной шпагой в руке поскакал вперед. Солдаты, зараженные его храбростью,
бросились в атаку и после короткой рукопашной схватки овладели садом. Джонстон
вырвался из свалки в мундире, пробитом пулями, и с наполовину оторванной
подметкой на одном сапоге. «На этот раз они меня не опрокинули», — сказал он, но
вдруг побледнел и начал валиться с седла. Он не заметил, что еще одна пуля
задела его бедренную артерию. Джонстон истек кровью. Спасти его уже не удалось,
и в районе 2.30 пополудни один из лучших генералов Конфедерации скончался.
Борегар, принявший командование, постарался скрыть от армии его смерть, но атаки
все же пришлось приостановить. Наступил короткий перерыв.
На этом атаки следовало остановить, но командиры конфедератов еще не осознали,
что фронтальные удары по укрепившемуся противнику в сомкнутом строю сродни
стремлению проломить головой стену, и продолжали свои безумные попытки забросать
позиции Прентиса человеческим мясом. Всего они предприняли против его дивизии 12
атак, и все 12 оказались безнадежными. Южане дали этому участку неприятельской
линии меткое прозвище — «гнездо шершней».
Северяне тем временем успели восстановить свою оборонительную линию на левом
крыле и хорошо ее укрепили. Стоявшие здесь войска расположились за глубоким
оврагом, а с юга их прикрывала река Теннесси, где бросили якорь две
канонерские лодки северян. Полковник Уэббстер, офицер штаба генерала Гранта,
усилил эту позицию, приказав сконцентрировать за оврагом 50 орудий. Многие из
них были найдены брошенными на поле, но Уэббстер подыскал для них еще и
прислугу. Одним словом, левый фланг федералов был почти неприступен.
Но сила позиций федералов не смутила южан. Бригады Чалмера и Джексона, которые
успели перевести дух, бросились в атаку столь яростно, что северяне поначалу
даже опешили. Миссисипцы, теннессийцы и алабамцы шли вперед как одержимые, не
обращая внимания на огонь полевых орудий с фронта и на разрывы тяжелых снарядов
главного калибра, которыми потчевали их орудия канонерок. Неся страшные потери,
они пересекли овраг, и федералы, не выдержав натиска, стали в панике подаваться
назад.
Казалось, еще немного, и южане захватят пристань, а тогда судьба армии Гранта
будет решена. Но вдруг несколько убийственных винтовочных залпов почти в упор
заставили конфедератов остановиться, а затем в беспорядке откатиться. То была
бригада Эммена, головная бригада дивизии Нельсона, недавно высадившаяся на берег
у Питтсбург-Лендинга и немедленно направленная на левый фланг. Ее прибытие
оказалось своевременным, и левое крыло, а заодно и вся Теннессийская армия были
спасены от разгрома.
«Никогда еще вид прибывающих подкреплений не был для меня так приятен, как в
воскресенье вечером, когда передовые колонны Бьюэлла разворачивались на высотах
Питтсбург-Лендинга», — вспоминал солдат армии Гранта. Огайская армия, прибывшая
на поле боя, сразу склонила чашу весов на сторону Севера. Теперь объединенные
силы федералов, почти вдвое превосходившие Миссисипскую армию по численности,
свели шансы Борегара на победу до нуля.
Однако до утра конфедераты так и не узнали, что у Питтсбург-Лендинга им делать,
собственно, уже нечего. Даже прибытие частей Бьюэлла прошло для южан незамеченным.
На следующее утро конфедераты выступили из лагеря, чтобы добить упрямого противника. Борегар к тому времени снова произвел рокировку командующих. Брэгг был отправлен командовать левым крылом линии, где была собрана большая часть его дивизии. Полк и Харди возглавили центр конфедератов, а Брекенридж получил назначение на правый фланг.
Северяне, уверенные теперь в своих силах, также перешли в наступление. Две дивизии Огайской армии — Нельсона, а за
ним Криттендена — шли в эшелонированном порядке на левом фланге, готовые
развернуться в линию при встрече с неприятелем. Их движение замыкал Мак-Кук с
бригадой Руссо. Он должен был занять место на правом фланге частей Огайской
армии, чтобы соединить их с шедшей севернее дивизией Лью Уоллеса.
Таким образом, обе армии двигались друг навстречу другу, не подозревая об этом,
и неизбежное столкновение было для обеих в некоторой степени неожиданностью. Оно
произошло около 7 часов утра в районе фермы Джонса, где части Лью Уоллеса
наткнулись на передовые посты повстанцев и после короткой перестрелки отбросили
их назад.
Примерно в то же время Нельсон, бывший со своей дивизией впереди левого фланга
федералов, встретился с правым крылом противника и сразу вступил с ним в бой.
Криттенден и Мак-Кук тут же развернулись справа от него, образовав внушительную
боевую линию.
Борегар, примчавшийся сюда на звуки стрельбы, сразу понял, что перед ним свежие
части, но отступать было уже поздно. Он решил сконцентрировать все свои усилия
против дивизии Бьюэлла и начал стягивать сюда войска с других участков линии.
Первый удар по дивизии Нельсона нанесли части Брекенриджа — с фронта и Харди —
справа. Бьюэлл тоже бросил свои войска в атаку, и между 7-ю и 8-ю часами на
левом крыле федералов завязалось упорное встречное сражение. Северян
несколько раз отбрасывали, но командир Огайской армии удачно расположил свои
батареи, и всякий раз, когда конфедераты пытались развить успех, их так щедро
угощали картечью, что они торопливо откатывались назад.
Однако к 9 часам утра, когда от церкви Шайло на помощь правому флангу
Миссисипской армии подошла дивизия Читхема, удача, казалось, снова перекочевала
к повстанцам. Свежие части охватили дивизию Нельсона слева, и стоявшая здесь
бригада Эммена с трудом удерживала свои позиции. Бьюэлл двинул ей на помощь
батарею Террила, но южане атаковали столь стремительно, что на этот раз
применить артиллерию северянам не удалось. Террил не успел даже развернуть свои
пушки для стрельбы, когда вблизи выбранной им позиции появилась атакующая пехота
врага, и он увел батарею от греха подальше, так и не сделав ни одного выстрела.
Вдруг натиск южан на левый фланг противника ослаб, и дивизия Читхема, только что
гнавшая северян через поле Уикерса, развернулась и без видимых причин начала
отступать. Солдаты Нельсона не могли придти в себя от удивления, а между тем все
объяснялось очень просто. В то время как они из последних сил сдерживали натиск
правофланговых дивизий врага, Криттенден — их сосед справа — перешел со своей
дивизией в наступление на центр армии Борегара. Поначалу он не смог продвинуться
ни на дюйм. Конфедераты, закрепившиеся в густом лесу, свили здесь свое «гнездо
шершней» и все фронтальные атаки северян были ими без труда отбиты.
Тогда Криттенден выдвинул вперед три регулярных батареи и буквально изрешетил
лес ядрами, гранатами и картечью.
Увидев, что в центре его позиции дела принимают скверный оборот, Борегар отозвал
дивизию Читхема с правого фланга и вернул ее на старое место, но спасти
положение она уже не могла. Линия конфедератов была очень уязвимой, и
переброска частей с места на место стала только лишней тратой времени и сил.
Северяне, получившие новые подкрепления, шли вперед сомкнутыми рядами, и
измотанные южане были не в состоянии их остановить. К дивизии Уоллеса уже
подошли части Шермана и Мак-Лернанда, которые успели восстановить свои боевые
порядки. К атакующим присоединилась также еще одна бригада из дивизии Мак-Кука,
но она так и не смогла развернуть все свои полки в линию: для нее уже просто не
хватило места.
Борегар, увидев, с каким многочисленным противником ему приходится иметь дело,
помышлял теперь только об отступлении. Но чтобы это отступление не превратилось
в бегство, его нужно было прикрыть стойкой обороной или даже контратакой.
Воспользовавшись тем, что левый фланг федералов все еще пребывал в
замешательстве, Борегар снял с этого участка части Брекенриджа и бросил их прямо
на центр федеральной линии. Контрудар был настолько мощным и неожиданным, что
северяне дрогнули и попятились. Мак-Куку даже пришлось податься вправо, чтобы
прикрыть образовавшийся в линии зазор, и его полки встретили атакующих плотным
огнем.
Однако южане уже не собирались развивать свой успех. Под прикрытием этой
контратаки полки Борегара вышли из боя по всей линии и в полном порядке, как и
полагается побежденной, но не разгромленной армии, стали отступать по Коринфской
дороге. Их арьергард занял позиции у многострадальной церкви Шайло, чтобы
сдержать натиск дивизии Шермана, которая рвалась вернуться в свой покинутый
лагерь. Некоторое время южане стойко отражали все атаки врага, а затем стали
медленно отходить вслед за своей армией. В районе 2-х часов бой практически
прекратился, а около 4-х часов прозвучал последний выстрел. Сражение при Шайло
окончилось.
Северяне были слишком вымотаны своей нелегкой победой, чтобы преследовать врага.
Вплоть до 8 апреля они простояли у Шайло, не предпринимая даже робких попыток
перейти в наступление. Это время они потратили на похороны убитых и сбор раненых
— тяжелую и кропотливую работу. По свидетельству Улисса Гранта, в некоторых
местах трупов [209] было так много, что «можно было пройти через просеку в любом
направлении, ступая по мертвым телам и не касаясь ногой земли».
Сражение у Шайло было первой, действительно кровопролитной битвой гражданской
войны, превзошедшей по масштабам потерь не только все предыдущие столкновения
Севера и Юга, но и вообще все вооруженные конфликты, произошедшие до тех пор в
короткой истории Соединенных Штатов. За два дня боев у Питтсбург-Лендинга
погибло больше американцев, чем за всю Войну за независимость, англоамериканскую
и Мексиканскую войны вместе взятые. Потери убитыми у южан и северян были
примерно равными — 1723 и 1754 соответственно, что свидетельствует о крайнем
ожесточении обеих сторон. Общие же потери северян, несмотря на то, что они в
основном оборонялись, были значительно больше — 13047 против 10694.
Разумеется, за один день солдаты Теннессийской армии не могли как следует
похоронить всех убитых в этом бою, и ограничились тем, что сбросили их в наспех
вырытые братские могилы. Но частые дожди вскоре размыли эти неглубокие канавы, и
поле прошедшей битвы превратилось в кошмарное зрелище: то здесь, то там из земли
выступали части разлагающейся плоти. Когда несколько недель спустя мимо Шайло
проходил недавно сформированный полк северян, новобранцы увидели в одном месте
торчащую из земли руку с распростертой дланью. Эта рука была, казалось, обращена
к ним в немом призыве, и один из солдат, выйдя из строя, вынул из ранца галету и
вложил ее в раскрытую ладонь.
Сражение у Шайло стало второй после Бул-Рана крупной битвой этой войны и сыграло
в ее истории не менее важную роль. Вся страна, как Север, так и Юг, была
шокирована этим ужасным кровопролитием, и теперь самые закоренелые оптимисты
вынуждены были признать, что предстоит еще долгая, очень долгая война...