© На сайте представлены только те книги, авторские права на которые истекли

Вторая представляемая нами беллетризированная биография авторства Стефана Цвейга «Мария Антуанетта: портрет ординарного характера» у самого автора была первой. Уже описанная у нас «Мария Стюарт» вышла в 1935 году, а «Мария Антуанетта» в 1932. С другой стороны, франко-шотландская Мария жила в XVI веке, а австро-французская в XVIII. Поэтому не будет большим нарушением хронологии пустить Антуанетту следом за Стюарт.
В этой книге основную мысль автора подчеркивают слова, идущие в заголовке после двоеточия: «ординарный характер». Мария Антуанетта представляется Цвейгу абсолютной пустышкой, ничем не выделяющейся на фоне эпохе. Не произойди революция, не сруби гильотина королеве голову, о ней забыли бы точно так же как забыли о прочих королевах-женах королей. Кто сейчас вспомнит, как звали жен Людовика XIV или Людовика XV? Даже читавшим романы Дюма это будет нелегко. Но жена Людовика XVI, может быть, самая пустая и необразованная из этого ряда прославилась в веках. И всё благодаря революции, к началу которой она… Хм, а это на самом деле вопрос: приложила ли руку Мария Антуанетта к началу французской революции?
Если судить с марксистских позиций, то вроде бы следует ответить: нет. Мол, Антуанетта или нет, а ход событий был бы тот же самый. Но марксисты всегда грешили слишком широким взглядом на вещи. А если подкрутить колесико исторического микроскопа до такой степени, чтобы его разрешения хватало для рассмотрения отдельных людей, их поступков и судеб? Вот здесь всё становится интереснее. Вот здесь раздолье для биографов. Тем более, для биографов, не сковывающих себя строгими научными рамками.
Здесь самое место показать, в чем заключается суть метода Стефана Цвейга. Да лучше пусть скажет сам автор: «Там, где для документальных доказательств недостаточно материала, остаются беспредельные возможности для психологов. Чувство всегда скажет о человеке больше, чем все, вместе взятые, документы о нем.»
Вот так, ни больше, ни меньше. Да, это звучит не научно, потому и биография названа беллетризированной. В случае документальных пробелов или при возникновении нескольких альтернатив автор выбирает решение, наиболее соответствующее его представлению о психологической достоверности действий исторического персонажа.
Для этого, конечно, надо как следует прочувствовать своего героя, сжиться с ним, выписать его наитщательнейшим образом. Чем и занимается Стефан Цвейг в своих книжках в общем и в «Марии Антуанетте» в частности.

Конечно, романист в нем силен. Эта составляющая натуры автора частенько увлекает его за собой, диктует ему фразы. Фразы, бывает, неточные, даже ошибочные, но зато такие яркие.
Вот пример такого увлечения. Первая же фраза после вступления: «Многие столетия Габсбурги и Бурбоны на бесчисленных полях сражений – в Германии, в Италии, во Фландрии – дрались за господство в Европе.»
Любому мало-мальски знакомому с историей человеку очевидна броская ошибочность звонкого предложения. Ведь Бурбоны утвердились на французском престоле в 1589 году, а последней их войной с Габсбургами была, надо полагать, война за австрийское наследство 1740-1748 гг. И что? На проверку «многие столетия» из красивой фразы превращаются в максимум полтора столетия на деле. Впрочем, это никак не влияет на общую канву рассказа о французской королеве. Разве что лишний повод для улыбки. Или для ухмылки.
Но давайте немного пробежимся по содержимому книги «Мария Антуанетта». Автор начинает с детства своей героини. И уже тут он к ней суров и беспощаден. Это легкомысленная особа. Не желающая ни учиться. Ни вообще хоть немного себя чем-то утруждать. Будь она нашей современницей и не попади в семью олигарха, прослыла бы просто дурой. А попади в семью олигарха, стала бы богомерзкой стритрейсершей с жувачкой за щекой и тупым выражением физиономии на камеру в суде.
И вот эта расфуфыренная пустышка в качестве залога мира между двумя империями достается наследнику французского престола. Тоже, знаете ли, тот еще тюфяк. Более-менее начитанный, но страх какой замкнутый, странноватый и вообще увлекающийся разве что охотой и обжорством. Мог бы сойти за идиота не стань в будущем королем. Впрочем, и над королем тогда потешались как могли.
Вообще Стефан Цвейг отстаивает не такую уж нелепую мысль о важности для грядущей революции падения королевского престижа. Здесь можно увидеть параллели с русской революцией 1917 года, которой предшествовала дискредитация царской семьи. Причем этому и у нас, и во Франции XVIII века в большей степени способствовала не улица, а придворные круги: «Действительно, разрушение королевского авторитета началось не с падения Бастилии, оно началось еще в Версале.» Вот уж поистине пир вельможи, министры и прочая паразитирующая на народе шушера с энтузиазмом обреченным сама раскачивала хрупкую гнилую ветвь, на которой лишь и держалось ее благополучие.
Описание роскошной жизни в Версале, миллионов, вышвыриваемых на прихоти, сильнейшим образом контрастирует с нищетой миллионов, даже десятков миллионов людей. Впрочем, августейшая чета – Мария Антуанетта и и Луи XVI – были страшнейшим образом далеки от народа. Они никогда в жизни не видели его. По сути, они, засев в Версале, не видели даже Парижа. Читаешь об этом и понимаешь, что нельзя быть более обреченными и более заслуживать кары, чем эти коронованные гнойники.

И вот гремит революция. Созыв Генеральных штатов, собрание в зале для игры в мяч, падение Бастилии и всё, пошло-поехало. И рухнула жизнь Бурбонов. А вместе с ними полетели с горы и все придворные кровососы. Именно здесь меняется Мария Антуанетта. Меняется и отношение к ней автора. А автор, обладающий несомненным литературным талантом, перестраивает и отношение читателя.
Опасность преображает женщину. В ней просыпается твердость матери, императрицы Марии Терезии. Вот только не хватает этой твердости ни ума, ни прилежания, ни последовательности. Упущенное в годы праздности оказалось невозможно наверстать в дни испытаний. «На деле же Мария Антуанетта дипломат от отчаяния, никогда не имела ясной идеи борьбы, никогда не имела какого-либо определенного плана». Ну а сам Луи, тот вообще был занят только собой, переживал о невозможности поохотиться и стремился соблюдать режим питания. Такие лидеры монархизма никак не могли повести за собой сторонников. Они уповали только на то, что «заграница нам поможет».
Но заграница не спешила помогать лично Марии и Луи. Как верно отмечает Стефан Цвейг, монархам Европы в принципе было всё равно, какой порядковый номер будет носить будущий король Франции – XVI, XVII или XVIII. Лишь бы торжествовал сам принцип монархизма. Убьет бунтующая чернь Марию Антуанетту и ее супруга? Жаль, жаль, что ж, облачимся в траур и воспользуемся отличным поводом для интервенции.
В общем, королевская семья оказалась всеми брошенной. Хотя не совсем всеми. Стефан Цвейг отмечает нескольких верных, готовых рисковать головой ради спасения прекрасной дамы (и в этом дух революционных романов А. Дюма весьма верен), но глупенькие король и королева продолжают топить себя сами. Желающего умереть спасти трудно.
Это отлично демонстрирует прекрасно описанная автором попытка бегства королевской семьи. Что такое бегство из города, полного врагов? Как следует бежать? Скрытно, неброско, быстро. А как требует бежать королева? На огромной специально для этого заказанной карете, в сопровождении лакеев и прислуги, с помпой и всеми удобствами, развалившись на подушках. Почти как в вагоне СВ. Стоит ли удивляться, что король и королева так кончили свои дни? Как именно? Да вот, полюбуйтесь сами:

Цитата:

Телега останавливается у эшафота. Спокойно, без посторонней помощи, «с лицом еще более каменным, чем при выходе из тюрьмы», отклоняя любую помощь, поднимается королева по деревянным ступеням эшафота; поднимается так же легко и окрыленно в своих черных атласных туфлях на высоких каблуках по этим последним ступеням, как некогда – по мраморной лестнице Версаля. Еще один невидящий взгляд в небо, поверх отвратительной сутолоки, окружающей ее. Различает ли она там, в осеннем тумане, Тюильри, в котором жила и невыносимо страдала? Вспоминает ли в эту последнюю, в эту самую последнюю минуту день, когда те же самые толпы на площадях, подобных этой, приветствовали ее как престолонаследницу? Неизвестно. Никому не дано знать последних мыслей умирающего. Все кончено. Палачи хватают ее сзади, быстрый бросок на доску, голову под лезвие, молния падающего со свистом ножа, глухой удар – и Сансон, схватив за волосы кровоточащую голову, высоко поднимает ее над площадью. И десятки тысяч людей, минуту назад затаивших в ужасе дыхание, сейчас в едином порыве, словно избавившись от страшных колдовских чар, разражаются ликующим воплем. «Да здравствует республика!» – гремит, словно из глотки, освобожденной от неистового душителя. Затем люди поспешно расходятся. Parbleu! Действительно, уже четверть первого, пора обедать; скорее домой. Что торчать тут! Завтра, все эти недели и месяцы, почти каждый день на этой самой площади можно еще и еще раз увидеть подобное зрелище.
Полдень. Толпа расходится. В маленькой тачке палач увозит труп с окровавленной головой в ногах. Двое жандармов остались охранять эшафот. Никого не заботит кровь, медленно капающая на землю. Площадь опустела.
Лишь богиня Свободы, силой какого-то волшебства превращенная в белый камень, остается неподвижная на своем месте и смотрит, смотрит вдаль, поглощенная извечной мыслью о своей никому не ведомой цели. Ничего не видела она, ничего не слышала. Сурово смотрит она в бесконечную даль, поверх диких и безрассудных деяний людей. Ничего не знает она и ничего не хочет знать о том, что вершится ее именем.

(Цитируется по: "Мария Антуанетта"- Стефан Цвейг)