ВОЙНА ВАН-КИФТА
Свое правление Ван Кифт начал с того, что обложил племена налогами, которые взимались мехами и зерном. Каждый год шлюп с солдатами на борту совершал обход побережья, под дулами мушкетов индейцы несли на его борт плоды своего урожая. Индейцев в окрестностях Нового Амстердама насчитывалось более 10 000, по десять каждого колониста, но неорганизованные и не имевшие единого вождя они смирились со своей участью голландских данников. Несмотря на эти поборы, долгое время между белыми и коренными американцами сохранялись мирные отношения.
Осложнились они на четвертый год правления Ван Кифта. Причина была ничтожная. Скот, который европейцы разводили для своих нужд, бродил где попало, топтал кукурузные поля индейцев и вторгался в их традиционные охотничьи угодья. В свою очередь, те забивали на мясо забредавших в лес свиней и коров, которых считали своей естественной добычей. Мелкие конфликты множились и напряжение вдоль границ Нового Амстердама постепенно нарастало.
После того, как пропало несколько свиней с фермы Ван Рейса, одного из основателей и старожила колонии, Ван Кифт обрушил свой гнев на племя раритан. Их владения простирались от низовьев реки Гудзон до острова Стайтен-Айленд, там, где сейчас находится Нью-Джерси, район современного Нью-Йорка. Выполняя приказ губернатора, отряд в 100 солдат выступил против раритан. Сам Ван Рейс и другие влиятельные колонисты возражали против акции устрашения, указывая, что она лишь вызовет ответный удар индейцев, но губернатор с их мнением не посчитался. Солдаты атаковали поселок раритан без предупреждениия, убили сашема и нескольких жителей. Обозленные индейцы взялись за томагавки и напали на ферму Рейса, спалив ее дотла, четыре фермера при этом погибли.
Кифта набег ничему не научил, только разжег его гнев, он строил планы новой военной экспедиции. За голову каждого раританина, которую ему принесут, он назначил плату в 10 фатомов вампума, но награда не возымела эффекта. Ему принесли только одну голову, да и то неизвестно чью. Более того, губернатор обнаружил, что даже в лице своих соотечественников он не встречает понимания. Против него сформировалась оппозиция, которую возглавил пастор Нового Амстердама Эвардус Богардус.
Самолюбие Ван Кифта дало трещину. Властолюбивый и гордый, он все же понял, что без поддержки поселенцев ему не обойтись и впервые в истории Новой Голландии разрешил сформировать совет, который бы решал вместе с губернатором важнейшие вопросы жизни колонии, в том числе войны и мира. В его состав вошли 12 самых уважаемых граждан, председателем единодушно избрали Ван Рейса. Хотя его фермы пострадали от нападения индейцев, Ван Рейс стоял за мир, большинство членов «Совета двенадцати» его поддерживали. Совет также разработал проект реформы управления колонией по парламентскому принципу.
Такой неожиданный поворот событий Ван Кифта, разумеется, не устроил. Своей властью он распустил строптивый совет и вновь стал править единолично.
Летом 1642 года на Манхэттен внезапно прибыл Миантономо, вождь наррагансеттов из залива Чесапик. Его сопровождало около 100 воинов. Миантономо искал себе союзников для войны с Ункасом и его могиканами. Кифт усмотрел в его визите заговор с целью поднять индейцев на восстание и уничтожить Новую Голландию. Ничего подобного, как мы уже знаем, вождь нарагансеттов не замышлял.
В Новом Амстердаме подняли тревогу, форт запер ворота, солдаты напрасно жгли фитили, ожидая нападения, которое так и не последовало. Миантономо ушел вместе со своими воинами, как и пришел, никак не проявив враждебности. Ван Кифт был, однако, сильно встревожен его визитом, его страх перед индейцами и ненависть к ним только усилились.
Зимой 1642 последовало новое «вторжение». Большая группа ваппинегров, 500 человек, перебралась на остров через узкий пролив и разбила два лагеря, один в местечке, которое называлось Павония, другой на мысе Корлер Хук. Для Ван Кифта этого оказалось достаточно, чтобы объявить военное положение. В форте бил барабан, лязгало оружие. Совет двенадцати был распущен, никто не смел удержать губернатора от неразумного и жестокого решения – уничтожить оба индейских лагеря.
На самом деле, миграцию ваппингеров косвенно вызвали сами голландцы. Прошло уже много лет, с тех пор, как завершилась война между могавками и магиканами за контроль на прямой доступ в
Форт-Орандж. Оба племени заключили мир между собой, но вели другие войны. Могавки возобновили свои набеги на север, на французские колонии и племена долины реки Святого Лаврентия, на юге они в союзе с племенем Сенека вели ожесточенную борьбу с саскуеханна, постепенно оттесняя их к границам английских колоний. Только теперь большинство их воинов были вооружены ружьями. Магикане тоже обзавелись мушкетами. Первые ружья стали поступать к ним от частных торговцев в небольшом количестве. Англичане, которые держали жесткое эмбарго на продажу мушкетов племенам залива Чесапик и Коннектикут-ривер, в то же время стали продавать огнестрельное оружие могавкам и магиканам, надеясь натравить их на голландцев. Видя, что индейцы с реки Гудзон так или иначе вооружаются, голландцы сняли свое оружейное эмбарго и сами стали поставлять им мушкеты и порох. К 1640 году только могавкам они продали 400 ружей.
Ружье стоило дорого, индейский воин выкладывал за него целый ворох первосортных шкур. Природные источники пушнины, однако, были не беспредельны и быстро истощились. Начались «бобровые войны», вооруженные мушкетами и стальными томагавками могавки и магикане получили преимущество над своими дикими соседями и принялись активно вытеснять их, захватывая новые охотничьи зоны.
Но шкур все равно не хватало. В оплату голландцы стали принимать вампум. У индейцев реки Гудзон его не было, вампум добывался на берегах океана, им были богаты прибрежные племена, но как раз им-то оружие голландцы и англичане не продавали по вполне понятным причинам. Лучше организованные и лучше вооруженные могавки и махикане понемногу стали давить на своих береговых братьев по крови, облагая их налогами. Налог взимался шкурами и вампумом. Большинство слабых и разобщенных береговых племен смирились с оброком, но племена покрепче, такие как ваппингеры и делавары, пытались оказать сопротивление.
Зимой 1643 года могавки выслали очередной отряд в 80 воинов, вооруженных мушкетами, чтобы собрать дань. Крупное селение ваппингеров отказалось ее платить, его воины, имея лишь луки и стрелы, напали на могавков, но потерпели тяжелое поражение. Потеряв 70 соплеменников убитыми, опасаясь массовой резни, ваппингеры всем селением снялись с места и пустились бежать к морю. Во всем заливе не нашлось бы племени, которое могло бы взять их под крыло, и, не зная, куда податься, в полном отчаянии беглецы устремились под защиту пушек Нового Амстердама.
Худшего убежища трудно было найти. Ван Кифт горел желанием поквитаться с индейцами за прошлые обиды: кражу скота и мнимый заговор Миантономо. Он также хотел преподать урок устрашения другим племенам залива, продемонстрировав им силу и мощь европейского оружия. Одним словом, весь смысл карательной экспедиции сводился к тому, чтобы показать, кто хозяин на берегах Манхэттена. Пастор Богардус тщетно пытался предотвратить побоище, губернатор, как и прежде, игнорировал чужие советы. На попытки помешать ему следовал ответ: «В этой стране хозяин я!»
В ночь на 23 февраля 1643 года из Нового Амстердама выступили два отряда. Одним командовали лейтенант Ван Тьенховен, он направился к Павонии, взяв с собой 80 солдат. Другой вел лейтенант Мариан Адриансен, который командовал городским ополчением (49 человек), он двинулся к мысу Корлер Хук. Ван Кифт всех запугал призраком индейского вторжения. Адриансен и его ополченцы считали, что защищают свой город, свои семьи. Ван Тьенховен слепо исполнял приказ, который каждый из двух офицеров понимал по-своему.
Отправляя их на бойню, Ван Кифт дал указание убить всех воинов, но не трогать женщин и детей. Андирансен так и поступил. Его отряд атаковал лагерь ваппингеров у Корлер Хук, перебил до 40 индейцев, взял 30 пленников, но не тронул женщин и детей. В Павонии же произошла форменная кровавая вакханалия.
Солдаты Ван Тьенховена не замеченные подобрались к индейскому поселку. Ваппингеры чувствовали себя в безопасности, с голландцами у них не было вражды, местные племена считались их союзниками. Они, к тому же, находились на острове и полагали, что пролив надежно охраняет их от врагов. Поэтому свой лагерь они охраняли крайне беспечно. Солдаты внезапно ворвались в поселок и февральский снег густо окрасился кровью. Пики и мушкеты разили без разбора: сонных воинов, женщин, детей, стариков. У кормящих матерей вырвали из рук младенцев, рубили их на куски, бросали в реку или нанизывали на шпаги. Мертвецам отрубали головы и гоняли ногами, словно футбольные мячи. Пошли в дело факелы, тростниковые хижины-времянки одна за другой охватывало пламя.
Довольный Ван Кифт со стены форта наблюдал отдаленное зарево. Не в силах сдержать радость, он лично встретил у ворот возвращающихся солдат, осыпал похвалами, совал в руки деньги и подарки.
Тьенховен убил в Павонии 80 человек и убил бы больше, если бы успел. Но обитатели индейского лагеря в ужасе бежали. Они не знали, кто на них напал, и часть из ваппингеров, решив, что их атаковали англичане или могавки, пытались искать спасения в Новом Амстердаме. Там их тоже ждала смерть - солдаты, которые остались охранять форт, безжалостно перекололи и перестреляли беглецов. После резни в Павонии уцелели лишь те, кто смог пробиться через частокол голландских пик, рассеялись по острову и нашли пристанище у дружеских племен.
Ночь длинных ножей 23 февраля вызвала эффект, прямо противоположный тому, на который рассчитывал Ван Кифт. Индейские племена сплотились на почве общей ненависти к бледнолицым. Против голландцев ополчились не только ваппингеры, но и все окрестные племена, даже такие, с которыми у них вообще не было контактов, или которых они считали традиционно дружескими. В 1643 году коалиция из 7 племен, насчитывающая 1500 воинов, вторглась с материка в Манхэттен.

О том, что произошло дальше, вы узнаете прочитав книгу.

На титул книги

Книга в жанре документальной исторической хроники описывает ранние военные столкновения на территории Северной Америки.

Планируется к изданию в 2008 г.