Мадесто, круто повернувшись, вскинул над головой тяжелый пистолет, бросился через шоссе в лес. Обстановка продолжала осложняться. Гитлеровцы, наступавшие вдоль канала с двух сторон, прорвались слева и справа. Бельгийские патриоты, плохо вооруженные, вынужденные экономить каждый патрон, сражались с величайшим героизмом, сдерживали врага ценою больших потерь. Лес, по которому они отходили к мостам, был усеян трупами. 
Шукшин, оглушенный взрывами, в изорванной и окровавленной рубашке, лежит за деревом и с яростью, с ожесточением бьет из горячего автомата. Гитлеровцы рвутся со всех сторон. Вот они опять поднялись, опять бегут… Он хватает гранаты, приподнимается…
- Нате! Нате!
Рядом упала Гертруда, схватила за плечо.
- Констан, уходите… Мадесто передал… скорее уходить!
- Я понял. Иди! В лощине раненые… Выносите раненых!
-Шукшин бросил быстрый взгляд влево, вправо. Партизаны еще держатся, отбиваясь гранатами, в упор расстреливая озверело атакующих немцев. Но надолго ли их еще хватит? Гитлеровцы все глубже охватывают с флангов…
До канала еще полкилометра. Можно оторваться от наседающего врага, густо заросшими лощинами проскочить к мосту. Но успеют ли отойти подразделения Белой бригады, успеют ли вынести раненых? Нет, уходить рано, надо драться, надо сдерживать врага!
Бой достиг предельного накала. Гитлеровцы сжимают слева и справа, заходят в тыл. Взвод Тюрморезова быстро отодвигается к холму и бьет по автоматчикам, захлестывающим отряд с фланга, заставляет их залечь. Но гитлеровцы прорываются с другой стороны, окружают взвод Базунова. Сквозь треск выстрелов и грохот гранатных разрывов Шукшин слышит зычный голос командира взвода:
-За мной! Круши! А-а-а!
Снова поднялись в контратаку…
Но Шукшин уже видит, что больше держаться невозможно. Локтем толкает Резенкова, хрипло кричит:
-Передай Тюрморезову и Базунову - отходить к мостам. Влево, лощиной… Новоженову - прикрыть!
-Есть! - Резенков вскочил, низко пригнувшись, побежал позади цепи.
Лощина заросла непроходимым колючим кустарником. Шукшин идет в голове отряда, продирается сквозь заросли, не чувствуя боли, не замечая крови на руках… В сердце - смятение. «Успели или нет уйти за канал бельгийцы? Держит ли еще Мадесто мосты? Что делать, если мосты уже заняты немцами?».
Наконец лощина кончилась. Шукшин кинулся вперед, взглянул влево, на мост, и сердце его оборвалось, захолонуло. Два вражеских танка стояли на мосту. Они били из пулеметов по противоположному берегу, по отступающим бельгийцам. На шоссе показалось еще три танка. Гремя гусеницами, разрывая асфальт, они неслись к мостам.